Гагаузские народные сказки
Шрифт:
— Эге-ге, отец, как же я приготовлю, какая сила есть у меня?
Падишах приказал:
— Схватите ее и отведите к старшей сестре.
Отвели и эту сестру в темницу.
— Ну-ка, младшая невестка, исполни то, что ты в своей песне пела: о том, что ты родишь дочь и сына: дочь будет с золотыми волосами, а сын — с золотыми зубами.
Девушка ответила:
— Рожу! Но пусть мое время придет.
Проходит девять месяцев — и происходит все так, как она в своей песне пела.
Но надо сказать, что в тех местах жила-была одна бабка-колдунья, и старшие
— Смотри, если дела у нашей сестры сложатся так, как она сказала, то всем нам плохо будет. Как, каким образом, не знаем, но надо, чтобы и ее кара постигла. Раз нас в темнице заперли, наказали, то должна быть наказана и она.
Когда прошло девять месяцев, родились близнецы, мальчик и девочка. Бабка-колдунья вынула их из колыбели, положила в сундучок и пустила по течению реки. Вместо детей она взяла кошку и собаку, уложила их в ту колыбель. Затем пошла к падишаху и говорит:
— Мой падишах, у тебя есть радость, готовь магарыч, иди и посмотри, что сделала младшая невеста! О чем она пела, и вот кого она родила!
Падишах пошел, посмотрел и воскликнул:
— А-а-а, она разве этих зверушек обещала мне родить?! Схватите ее, свяжите и посадите в мешок, завяжите ей рот и повесьте на уличном перекрестке на ореховое дерево, и пусть от всякого прохожего она получит по удару.
Связали эту женщину и повесили на сук. Все, кто проходил, должны были ударить ее, — если же кто-нибудь не ударит, то его сажали в темницу. Падишах наблюдал сверху, с пристани, в подзорную трубу — кто ударил, кто нет.
А те детишки, что были посажены в сундучок и пущены по течению реки, все плывут и плывут. Долго ли, коротко ли плыли, вынесла их река на берег.
В тех лесах жил-был один старик, кто знает, сколько лет он там жил, — у него был табун лошадей и большое хозяйство. Как-то смотрит — приближается к нему сундучок. Подтянул он его к берегу и открыл. А там увидел он двух маленьких детишек, мальчика и девочку, еще живых, видно было, что они хотят молока.
Перекрестился старик в сторону восхода солнца, да и говорит:
— Ах, Боже, сделай так, чтобы из моей груди стало течь молоко, как это бывает у женщин, так и у меня чтобы было, и чтобы я вырастил вот этих детей.
Бог тотчас исполнил его просьбу — у мужика из груди потекло молоко. И стал он тех детей растить. Прошло время, и им исполнилось по восемнадцать лет в один день — ведь они же близнецы. Старик как-то говорит им:
— Послушайте-ка меня, в этих лесах, в этих глухих местах я прожил много времени, а вас, может, потянет в родные края, может, вам здесь станет не по нраву. Послушайте меня, дети, я вас вырастил, вот я умру, вы проводите меня в последний путь, а потом найдете в таком-то шкафу коробку и возьмете ее с собой. И еще вот что: из табуна возьмите вон того коня, у которого на лбу пятно, как белая звезда.
Умер старик, похоронили его, устроили поминки. Пришло время брату с сестрой задуматься, что им дальше делать: «Мы в лесах жить не станем. Переберемся-ка мы в село. Хоть куда-нибудь, чтобы нас люди увидели, а то мы здесь столько времени живем,
Сказано — сделано. Взяли они с собой все, что старик велел, и, перебираясь с места на место, попали туда, откуда отправили их в сундучке по реке, — прямо в то село. И поселились на окраине села, в зольной яме. День проходит, два, месяц — они все там живут. Паренек тем временем стал ездить на коне на охоту: сегодня зайца подстрелит, в другой день еще кого-то, мясо у них не переводится.
Прознала об этом та бабка-колдунья и думает про себя: «Эге-ге, они опять появились, я их пустила по течению реки, а они живы, да еще и хороши собой».
А в темнице и старшие сестры учуяли, что дети живы и здоровы. Их мать все так же висела на суку, не давали ей ни куска хлеба, ни глотка воды, и всякий прохожий ее ударял.
Пошла бабка к той девушке и говорит:
— Эге-ге, девонька-девонька, оба вы так хороши собой, но почему же вы в этой зольной яме живете? Ты красива, а брат твой еще красивее. Скажешь брату, чтобы он построил дом, как подобает, и чтобы стены его были из слоновьего зуба. Вот и заживете в нем себе счастливо!
Опечалилась девушка. А тут и юноша возвращается с охоты и спрашивает ее:
— Отчего ты так печальна, сестренка?
— Отчего? Ты вот уходишь и где-то там бродишь, я же в этой зольной яме все время — что я вижу, а? Построй нам дом, и чтобы стены его были из слоновьего зуба.
Паренек пошел к коню, расчесал ему гриву, помолился, поцеловал его лоб, как икону. Конь его и спрашивает:
— Отчего ты такой печальный?
— Да вот, сестра моя хочет, чтобы я построил дом, и чтобы стены его были из слоновьего зуба.
— Это сделать нетрудно, есть дела и потруднее, — отвечает ему конь.
Пошли они на луг, там был родник: из одного желоба текла вода, из другого — водка. Конь и говорит:
— Вот этот желоб, из которого течет вода, закупорь, пусть только водочный желоб будет открыт. Придут сюда слоны на водопой и вместо воды выпьют водку. Когда они опрокинутся наземь, ты бери булаву и принимайся их зубья дробить.
Так он и сделал. Тот желоб, из которого вода течет, заткнул, оставил только тот, из которого водка течет. Слоны сошлись всем стадом на водопой. Вместо воды выпили водку, которой были полны желоба. А потом попадали наземь. Видит паренек, перестали слоны подходить, все здесь лежат — как одна большая куча. Взял булаву и принялся дробить зубья, так он надробил их сорок-пятьдесят возов. Все эти зубья на возах отвез домой, сгрузил их там.
Принялся возводить стены. Трудится в поте лица, но ничего не выходит — так, двадцать сантиметров сделал, из зубов разве поднимают стены? Все рушится. Начал он плакать, — не идет работа! Идет весь в слезах к своему коню. Конь его спрашивает:
— Почему ты плачешь, хозяин?
— Как же мне не плакать?! Разве из тех зубов может стена получиться? Никогда не получится! Стал я строить, но все рушится.
Конь опять его спрашивает:
— От моего старого хозяина, кроме меня, еще что-нибудь тебе в наследство осталось?