Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Шрифт:
— Ваша курсовая, молодой человек, тянет по широте охвата на кандидатскую. О чем я советую вам задуматься уже сейчас, — говорил, помнится, после первого курса декан физико–математического факультета профессор Звердич, вальяжный, стареющий Дон Жуан, повеса со вставными зубами и набухшим прожилками носом. — Я сам, признаться, не сторонник замшелой поговорки «Береги честь смолоду», считаю, именно смолоду, пока кровь горяча, а чувства свежи, нужно вкушать запретные плоды до приятной оскомины…
Профессор многозначительно кивал своим фундаментально–виноградным носом и изволил морщить в улыбке полные, красные губы, намекая, что и сейчас
А что, студентки от него до сих пор пищат, знал Володя. Рассказы бывалых сокурсниц сходились на том, что слабому женскому полу трудно противостоять напору мощного интеллекта. Правда, гнусно хихикать при этом вовсе не обязательно, считал Налимов. Могут быть у пожилого светила свои маленькие человеческие слабости? Почему им не быть? «Слабости можно терпеть до тех пор, пока они не перерастают в пороки!» — как любил подчеркивать тот же Звердич, распекая нерадивых студентов…
— Но в вашем случае я бы все–таки рекомендовал не разбрасываться, — веско продолжал профессор. — Слишком уж многообещающим умом наделила вас матушка–природа. Все у вас уже есть, осталось только одно — работать, работать и еще раз работать! Это я вам говорю, старый Звердич, просидевший не одну пару портков на пустых коллоквиумах и бессмысленных семинарах…
Слышать такое от самого Звердича, лауреата почти всех научных премий, — тем более лестно.
Нет, Володя не был занудным зубрилой, полностью поглощенным построением будущего преуспевания еще на стадии фундамента университетского образования. Имелись друзья–оболтусы, случались девушки, не обходилось и без прочих студенческих радостей, когда вечеринки кончались на грани фола, а распитие крепкого или легкий «квак» порождали выходки на уровне мелко–уголовного хулиганства. Просто он, в отличие от большинства однокурсников, любил учиться. Именно любил, а не заставлял себя и не уговаривал. Матушка–природа виновата, кто же еще! Случайная мозаика генов, тем более случайная, что родители не отличались тягой к познанию. Отец, инженер по стали и сплавам, не хватал звезд с неба, давно уже с большей охотой и выгодой занимался администрированием на своем заводе. А мать когда–то бросила институт по беременности и с тех пор больше не училась и не работала, воспитывала трех сестер и его, младшенького. Обычная, в общем, семья. Хорошая семья. И достаточно беззаботное детство, сменившееся бесшабашной студенческой юностью. Володя всегда знал, что ему повезло с родителями. Вообще повезло — родиться тем, кем он есть…
После окончания университета Налимов получил с десяток выгодных предложений от крупных компаний, но, по совету Звердича, остался на кафедре, которая, кстати, вовсю сотрудничала с военными и, следовательно, тоже не бедствовала. Аспирант Налимов занялся наукой всерьез, рассчитывая чуть позже, уже со званиями, степенями, окладами жалованья, а главное — продуманными идеями, все–таки уйти на богатую экспериментальную базу какого–нибудь авторитетного корпоративного НИИ. Все складывалось…
А потом началась война, разом оставив большое будущее в глубоком прошлом. Соединенные Демократические Штаты Земли и колоний начали боевые действия против дальних миров.
«Война… И слово какое–то паучье, приторно липкое от запекшейся крови, гулкое, словно канонада за горизонтом», — часто думал Володя.
Впрочем, задумываться он начал не сразу. Его, как и всех, призвали, но в военкомате сразу предупредили,
Так что перехода на военное положение Налимов практически не ощутил. Все те же засекреченные лаборатории, максимально удаленные от населенных пунктов, тишина и глухое эхо подземных залов, ровный фон силовых агрегатов, компьютерные столы, заваленные чертежами и схемами, сосредоточенность в узком кругу.
Рядом — привычные люди науки, отщелкивающие формулы над утренним стаканом кефира, разве что белые халаты накинуты не на штатские костюмы, а на форму с погонами. Ну, да под халатами все равно не разобрать званий.
Володя тоже носил погоны и форму, незаметно для себя вырос от подхорунжего, то есть младшего лейтенанта, аж до сотника, который уже является лейтенантом старшим, а следовательно — грозой всех младших и сложноподчиненных, как ехидничали коллеги из его сектора. Даже получил за одну разработку некую медальку «За оборону планеты!». Зубоскалы часто называли ее «Фига врагу», грубое изображение орбитальной станции–крепости на лицевой стороне очень напоминало большой волосатый кукиш. Но, по сути, ученый Налимов жил так же, как и на своей довоенной кафедре. Проблема формулируется в задачу, та, соответственно, диктует метод решения, каковой, при широком подходе, определяет будущую методику…
«Позвольте, позвольте, господа хорошие, вот тут–то, кажется, и кроется закавыка — в самом изначальном уравнении… Ноги быстренько берем в руки — и проверяем счисление всем колхозом… Да, хорунжий Кацман, персонально для вашего благородия — всем кибуцем, ничего не имею против подобной формы аграрного производства… Главное, коллеги, пахать и пахать…»
И пахали же! Словно и не было никакой войны…
Начальник Н–ского подразделения, генерал–майор Звердич, уже членкор, по–прежнему считал его своим лучшим учеником и прямым научным наследником. Война все еще оставалась где–то далеко, в других измерениях, в другой жизни. Пока он не узнал, что его родители и сестры погибли во время бомбардировок на планете Тайга.
Это было очень не просто — представить, что их всех, таких родных и живых, больше нет…
Потом… Да, потом!
Потом случилась та история с Машенькой. Пожалуй, как последняя капля.
Называется, решил устроить праздник любимой девушке, которую всерьез собирался объявить невестой. Выбил для них двоих командировку «в цивилизацию», на заводы–поставщики, в курортный город, где (по слухам) все осталось почти как до войны. И, значит, совсем как в раю, если в раю тоже практикуется свето–волновая маскировка и система микрочиповых пропусков, инъецируемых под кожу.
Почему все–таки город и округ не предупредили о предстоящем налете? Где на этот раз была хваленая система дальнего обнаружения, способная отследить самые мелкие цели еще на подходе к звездной системе? Почему обстрел оказался таким внезапным? Где, в конце концов, была система орбитальной защиты? Почему не сработали «дальнобои»? Почему? Почему? Почему?
Потом многие задавали эти вопросы. И он задавал, горько, зло, недоуменно — вслух, и с глухим, безнадежным отчаянием — про себя. Только это было уже не важно…