Галактики как песчинки
Шрифт:
— Бог мой! — прошептал в изумлении и страхе Джефри. — Оно же ползёт сюда!
В тот момент, когда он бросился от окна к дверям камеры, существо одним прыжком оказалось между прутьев решётки и сбросило ключи на пол. А затем и само спрыгнуло в камеру.
Под изумлённым взглядом Джефри чудовище начало принимать очертания Герунда, ну, если и не совсем его, то кого-то очень похожего.
“Герунд” протянул руку и коснулся слуги.
— Все в порядке, Джефри, — сказал он наконец, выговаривая слова с видимым трудом. — Тебе
Побледнев, трясясь, как лист на ветру, Джефри все же кое-как собрался. Ключи, словно колокольчики, звенели в его руках. Он пробовал их один за другим, пытаясь открыть дверь. Наконец, он нашёл нужный ключ. Как лунатик, пошёл по коридору. Позади вплотную следовал псевдо-Герунд.
Никого не было в коридорах. Лишь у одного из поворотов дремал в кресле охранник, упёршись ногами в стену. Они не стали его беспокоить. Джефри открыл массивную зарешеченную дверь, которая вела в кабинет начальника тюрьмы. Они увидели балкон, который выходил на залив и горы.
На балконе, как всегда, попивая в одиночестве вино, в плетёном кресле сидел мужчина. Он был маленьким — и о, Боже! — бесконечно уставшим.
— Вы начальник тюрьмы? — спросил Герунд, ступая на балкон.
— Да, — ответил я.
Он долго и пристально рассматривал меня.
Впоследствии я мог сказать: он не был — что я говорю? — просто обыкновенным человеком. Он выглядел, как выглядел: эрзац настоящего человека. Но даже и в таком виде я узнал в нём Герунда Жиреса — по фотографиям, размноженным полицией.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил я. — Мне утомительно смотреть, как вы стоите.
Ни хозяин, ни слуга не пошевелились.
— Почему вы… э-э, освободили вашего слугу? — спросил я.
— Я привёл его сюда, — начал Герунд, — чтобы вы могли услышать то, что я собираюсь сказать. А также для того, чтобы вы поняли, что Джефри — отличный слуга и ничего плохого мне не сделал. Вот почему я хочу его освободить.
В голосе этого существа звучала нотка сострадания. Человек он или нет, — но он был тем, с кем я мог поговорить. Те люди, с которыми я имел дело, не умели сострадать.
— Я готов выслушать, — сказал я, подливая в бокал вина. — Как видите, мне особо нечем заняться. Слушать — гораздо приятнее, чем говорить.
Итак, Герунд начал рассказывать мне все, о чём сейчас я повествую вам. Или стараюсь сделать это, по мере своих способностей.
Джефри и я слушали молча; хотя, без сомнения, слуга мало что понимал из того, о чём говорил Герунд. Я же схватил достаточно для того, чтобы мой желудок покрылся изморозью.
Разве не копия работы Пальмиры лежит здесь, у меня под рукой?
В тишине, которая спустилась, когда Герунд закончил свой рассказ, мы могли различать отдалённый звон колоколов в Лигелусе и Прая,
— Итак, — промямлил я, прочищая горло, — как начальник тюрьмы первый пункт, который я должен предъявить вам, Герунд Жирес, — так я думаю, полагается вас называть, — это совершение убийства: по вашему собственному признанию, вы лишили жизни моего старшего надзирателя.
— Это было ошибкой, — отмахнулся Герунд. — Вы должны понять, что Я, который состоит из Дже Регарда, Сиро и Герунда Жиреса, не могу даже точно сказать, скольких рыб я поглотил, когда плыл из подводного города. Возможно, то же я сделал и с человеком. Но это не может быть смертью: мы — живые. Но ваш надзиратель не поддался поглощению. Как, впрочем, и Джефри, когда я коснулся его.
— Как вы думаете — почему? — жёстко спросил я.
На его лице заиграла улыбка. Я не мог смотреть на это.
— Мы скоро выясним это, — ответил он. — Мы не можем поглощать людей, которые не сознают себя как часть природного процесса. Бели они придерживаются мысли, что человек есть что-то отдельное, их клетки приходят в антагонизм с нашими, и поглощения не происходит.
— Вы хотите сказать, что вы можете… э-э, поглощать только интеллектуалов?
— Именно так. С животными — другое дело. Их сознание уже само по себе является природным процессом; в этом случае не возникает никаких препятствий.
По-моему, именно в данный момент Джефри скаканул с балкона в кусты. Он бодро вскочил на ноги, и мы увидели, как его массивная фигура быстро удаляется в сторону дороги.
— Если честно, то думаю, что я ничего не понял, — сказал я, в надежде выиграть время. — И я не считаю, что и сейчас что-либо понимаю.
Сказать по правде, я чувствовал себя таким разбитым, что, казалось, тюрьма водила вокруг нас хоровод. Этот псевдочеловек напугал меня гораздо больше, чем я думал, меня можно напугать. Ни жив, ни мёртв, я трясся от ледянящего кровь ужаса.
— Я ничего не понял относительно поглощения только интеллектуалов, — наугад сказал я.
На этот раз он даже не потрудился открыть для ответа рот.
— Интеллект подразумевает более полное осмысление происходящего. В настоящее время единственным интеллектуальным путём понимания, или осмысления, как вам будет угодно, является только одно — Галингва. Я могу освобождать клетки только тех, кто владеет этим соматическим инструментом. Тех, чьё биохимическое рабство уже деформировано им.
Случай с Дже Регардом высвободил способности, дремавшие в инкубационном периоде в каждом Галингва-говорящем по всей Галактике. В настоящее время и на Инисфаре предпринят громадный шаг, правда неожиданный, и все же это высшая точка использования Галингва.