"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради
Шрифт:
– Да разное, должно быть, значит!
– Вот именно это и хочу сказать – «разное». Но каким это «разным» может быть очевидно «круглое»? Значит оно – не совсем «очевидно». И вы скоро сами увидите – ничего определенно «очевидного» здесь явно не усматривают.
И потому, вот именно тут-то, и начинаются задаваться вопросы уже не только по поводу пирогов с капустой и дров на жаровнях, но и о самом, можно сказать, официальном пекаре! «Какой такой – «короткий путь?»» «Короче чего?» «И хороша ли она – эта короткость?» «Кто – пекарь?» Скажем коротко и об этом.
2
– Если говорить о «короткости» высказывания, например, то в старости
– Не возражаю
– Оно и глупо было бы возражать. Отсюдова, и сама «короткость», как видим, тоже «разная» получается. И можно ли надеяться тогда, что те колоссальные мысли, которые только в старости приходят в голову, придут в молодости? Нельзя. Едва ли. И почти что, по своему существу, немыслимо. Без рифлености, как известно, в молодости никогда не бывает. Тогда какой этот самый «короткий путь» – умный он или глупый, по окружности ли он проложен или иначе как-нибудь, в суслопарой и никому неизвестной дальности находится или тут же под ногами болтается, как Семен?
– Скорее всего – «как-нибудь».
– Но, вот тогда здесь, как всегда, не дав на данный вопрос ответить, в дверь и вошел ни кто иной, как Миминкус Мимикрий в своем новом трико, подвернулся под ногу и попытался данное обстоятельство прояснить: «С точки зрения геометрии – сказал он – между двумя точками прямая линия всего короче». И вот для того, наверное, чтобы вопрос этот прояснить еще более основательно и без возражений, и притащили из города на ипподром Центральную площадь, захватили вместе с ней здание почтампа, вместе с телеграфом и булочной, и, соответственно, не сходя с места, начали в рифлености разбираться. Наступил жаркий, тревожный день. Сюда же приволокли и дуб кристофер, отыскав его заросшего дубовыми ветками в лесу, и содрали оттуда заросшего дубовыми ветками Жерондона Булдыжного (упирался и не хотел слезать). И хотя опять поставили трибуну на крышу, и опять на нее влез оратор, вопросы опять те самые положительные мы слышим, хотя и самые глупые.
«Какому производству нужна высокая производительность» – начал издалека задавать вопросы Шестикос Валундр, не замечая. «Никакая она не высокая, а как раз – низкая, – сказал он. Да и насколько она должна быть высокой и выше чего?»
«Выше тебя!» – заорал кто-то с трибуны.
«Монтажнику нужна высокая производительность, а вот колбаснику нужна мясная» – парировал он.
И, как видим, Шестикос Валундр начал «издалека», но в этот раз, что-то уж «совсем» издалека начал. И вот хочу поинтересоваться у вас – вы его когда в последний раз видели?
– Лет семь назад.
– Вот и я о том же. Говорил вечно, что уедет куда глаза глядят, о том, что найти его будет совершенно невозможно, а сам, как видите – никуда не уехал.
– Да это ни он «никуда не уехал», это я – уезжал.
– А, понятно! А, то думаю – что-то много лет получается, что вы его не видали, в принципе. Он здесь уже давно всем надоел – сил уже никаких нет – хотя встречается редко.
И «что», на самом деле, могли обозначать эти его слова в самом начале и самом контексте высказываний? О чем они сказали? Как увидим дальше, Шестикос Валундр в этот раз пошел дальше понимания геометрической «короткости» в ее натуральном виде, и решил разобраться основательно в вопросах качественных преобразований, но уже не чисел, а предлагаемых расстояний со всею тщательностью и добросовестностью.
«Просто не новость!» – начали кричать с трибун.
«Ближе к сути!»
«Где билетер?»
«Отдайте Мартрадору приз!»
А тут
«А я вчера так погулял, так погулял, что слов нет!» – сказал он весело
«Ты, идиот, что ли?» – притворяясь, что не знает, спросил Слончак Кишкин. «По существу возражай оратору». Но Шестикос не дал.
– Трибуна у него в крови – это мы хорошо знаем. И стакан с водой в кармане постоянно носит. Граненый. И хотя, как правильно вы заметили – надоел всем порядочно и затрагивает такие темы, что скоро его самого задвинут куда подальше, но согласитесь – без него было бы скучно.
– Да. И карандаш в кармашке пиджака у него тоже постоянно торчит и наточенный, и с друзьями своими давно не екшается. Но – продолжим.
Здесь еще следует дополнить, возвращаясь к вышесказанному, что иная «короткость» так или иначе, обязательно и вполне, и особенно в июне, вполне может упереться в такие спорные и не достаточно исследованные пункты самосознания в сфере производственной необходимости, как, например, «экономия» – и как увидим дальше, в данной области рассуждений она и во многое другое может упереться. И коль теперь речь у нас зашла о короткости высказывания, и в некоторых местах нитки от такой «короткости» рвутся по швам, то будет не лишнее упомянуть здесь об экономии, например, «мысли». Кстати говоря, никогда не предлагайте к рассмотрению такие темы Куспиндероку Жиротому на основании подобных рассуждений – можно довести его до безумия. Но, если уж найдет на вас такая необходимость спросить, и все-таки захочется его непосредственно до безумия довести, попробуйте сделать сначала следующее действие: встаньте обязательно на большом, мало достигаемом до него расстоянии и желательно не только руки, но и взгляда; посмотрите, чтобы желательно дорога впереди была никем и ничем не занята; приготовьтесь к старту и только затем уже – начинайте непосредственно говорить. Догнать может.
–Учту ваши опасения. Я не знал.
– Теперь – знайте.
«Нашли что экономить!» – брызгая слюной, и начиная уже искать в толпе того, кто осмелился высказать «такое», возразит Куспиндерок. «Если мысли экономить, то незаметно для себя и, безусловно, инкогнито, можно стать пустым местом, поскольку если продлить мысль о том, что «краткость сестра таланта» до логического вопроса «насколько» «кратко» и на этом не останавливаться, то, пройдя дальше, легко можно будет упереться в молчание и сказать, что «молчание свекровь истины»!
– Что ж – не правда ли – очень умно сказано. Найдете чем возразить?
– Безусловно, конечно и всенепременно найду! И хотя очень трудно будет тогда заботливо искать в шерсти насекомых и сказать, что данное положение только способствует гигиене, говорящей нам о чистоте нравов, и обнадеживает дойти к нужным целям без ощутимых потерь – все-таки здесь я бы не слишком на Куспиндерока Жиротома надеялся. Потому не стоит пока слишком отвлекаться в предлагаемую тему и уходить от своей – тем более, что затронем мы эту тему по ходу дела обязательно.
И Шестикос не дал дальше возражать оратору и продолжил:
3
– Он начал так: «Кто привык «круглое» расчленять на дольки? – перебил он Сипкина и стал прикуривать. Это вам не апельсин! А из квадратного зачем делать такие же вещи?»
Все, безусловно, начали молчать, как мыши.
«Не надо расчленять целое – заявил он – надо к целому прибавлять еще. Для чего? Для того, чтобы получилась совокупность уже существующей целостности, а не собирательная «целостность» ввиду проекции совокупности».