Галерея людских слабостей
Шрифт:
– А теперь попробуй Олорасо из южной Испании. Чувствуешь, какое терпкое, звонкое? Чувствуешь ореховый привкус?
Какой там привкус! Мои вкусовые анализаторы во рту забили тревогу. Язык покрылся толстым слоем белого налета, как при отравлении. Сознание помутнело, будто я хватанул лишнего. К тому же, я начал ощущать себя дураком. В обществе, где лицемерно, с подчеркнутым превосходством говорят на непонятном тебе языке, чувствуешь себя дремучим болваном: не ясно, где смеяться, где грустить, а где отвечать на оскорбления. Мне всегда становится тяжело на душе, когда из меня насильно достают впечатления.
Наверное, он мало плещет мне в бокал?
Я спросил его об этом.
– Что ты! – вскричал мой друг. – Вино надо пробовать кончиком языка. А ты говоришь: мало в бокал наливаю. Ты же всю жизнь был трезвенником.
Да, я редко пью водку, виски, коньяк, вино. Не потому ли передо мной так расщедрились?
– Издеваешься, – вздохнул я. – Дай нормальный глоток сделать. Я уже кончик языка не ощущаю – онемело всё во рту. От такого извращения у меня скоро начнет болеть голова. Мой организм приучен глотать, что я кладу в рот. Пить кончиком языка то же, что есть одним пальцем.
– Как был ты валенком, так и остался! – вырвалось у моего друга.
Беда не в том, что в нашей жизни встречаются валенки. Валенки еще никому не помешали жить, особенно в Сибири. Беда, когда некоторые валенки выдают себя за изящные туфли…
Хотел я ему это сказать, но промолчал. Вдруг не так поймет. Одно дело быть самому болваном по части вина, другое дело – его объявить болваном во всем. Еще обидится. Друг детства, как-никак.
И когда он снова начал давить меня потоком мудреных слов: это итальянское из Наббиоло с вишневой терпкой горчинкой, вот освежающий Гренаш, а вот портвейн из португальской долины Доро, мне показалось, что мой друг раздулся, как мыльный пузырь, словно в нем, как в молодом вине, начался процесс брожения, и газы мечутся внутри, не находя выхода. Подпрыгнет сейчас в кресле, наполненный этими призрачными газами, поднимется в воздух и улетит туда… к реке, к лесу. И лопнет, марая белоснежные стволы берез. Исчезнет, как привидение. И я потеряю друга.
Как бы заставить его перейти на нормальный язык?
– А может, хватанем нашей водочки по 100 грамм? Ее дегустировать не надо. А то у меня весь организм пропитался виноградниками мира и, чувствую, скоро воспалится. Особенно нижняя часть, – затаив дыхание, предложил я.
– Ты еще токайское не пробовал, – попытался возразить мой друг. Но задумался. И тут же расплылся в улыбке. Аж рот стал до ушей. Я раньше не замечал: у него рот, как у лягушки. В такой на кончик языка полбутылки вылить можно.
С возрастом волосы выпадают, зубы – тоже, аппетит снижается, а рот всё растет и растет. И запросы – тоже. Непонятно устроена наша жизнь.
И вдруг принимается дерзкое, неожиданное решение. Видимо, какую-то часть вина он всё-таки незаметно проглотил. А как яростно меня отговаривал!
– А давай! – сделал он знакомый мне со школы жест. Возраст никогда не меняет характерные детские жесты и улыбку. – У меня есть анисовая!
Давно бы так! Видимо, язык у него тоже одеревенел от вина. А ведь мы пытаемся поговорить…
Через час я начал узнавать моего друга. Слова стали понятными, жесты – мальчишескими, шутки – ребячьими, энергия – детской, мысли –
– Молодец! Правильно говоришь! Ты настоящий друг! Уважаю! Мой дом – твой дом!
Глаза его сверкали, как в 16 лет. В этом возрасте можно говорить только правдивые слова, но запросто заблуждаться. Винить в собственных неудачах всех, кроме себя. Быть самоуверенным, чтобы выглядеть независимым, но бояться двойки в дневнике. Быть бесшабашным, но принимать близко к сердцу мелочи жизни. Гордиться собой и считать себя ничтожеством. Уважать за то, что ты умеешь презирать других. Считать себя непризнанным гением, потому что тебя никто не понимает. Любить свое «я» не задумываясь, потому что ты просто лучше всех. В упор не замечать своих недостатков и одновременно болезненно комплексовать по поводу них. Наглеть от страха и робости, но быть убежденным, что ты бесстрашен. Быть слабым, но выдавать это за силу. Твердо верить в свои убеждения, смеясь над чужими, ничего по сути не понимая в жизни. Слепо верить, что ты центр вселенной, и поэтому, если присмотреться, ты лучший прямоходящий индивид на планете Земля…
Хорошо быть юным!
Мы всё это вспомнили. И еще много разного. Так заболтались, что не заметили, как засиделись далеко за полночь. Я даже не увидел, кто и когда включил красивые канделябры. Может они сами зажигаются? Не знаю. Я хотел спросить, но не успел.
Часа в два ночи мы поджарили по паре отбивных и с удовольствием съели их, забыв про гастрит, изжогу и холестерин. Потом слушали группу «Битлз». И от того, что музыка переплелась с нашей юностью, друг мой расчувствовался и, блестя слезами на глазах, поцеловал меня по-христиански в темечко.
– Мы будем встречаться каждый день! – добавил он под впечатлением от знакомого мотива.
Разве мы могли так поговорить, дегустируя коллекционные вина? Что нас ждало, если бы мы не прервали это скучное действо? Долгий, унылый разговор о виноградниках?
…Когда начало светать, я вдруг вспомнил, что скоро на работу.
– К черту работу! – сказал убежденно мой друг. – Мы так редко видимся!
При упоминании черта я вспомнил о шефе, поэтому сразу просветлев умом, заявил, что забастовка в лице двух особ отменяется и что надо искать выход из положения. Прямо из-за стола уезжать на работу я не привык.
– Тогда поспим пару часиков, – нашел мудрый выход из сложившейся ситуации мой отяжелевший друг. И сразу сник, помрачнел, обмяк и постарел на четверть века.
Неужели возраст не есть величина постоянная? Сегодня тебе с утра 50, а к вечеру вдруг «стукнет» 20, а завтра в какой-то момент ты почувствуешь себя на все 80…
Спали мы в гостиной вдвоем. Диван долго не хотел раздвигаться, мой друг отчаянно ругал его и тех, кто его придумал, порывался спать рядом на гранитном полу. Но мне стало стыдно, что хозяину будет некомфортно, я проявил упорство, и мы всё-таки с трудом заставили его поместить нас обоих. Заснули в обнимку, нос к носу.