Галерея византийских императоров

Кравчук Александр

Эти решения, столь удивительные для договора между двумя державами, имеют символическое значение, поскольку напрямую связаны с политикой, проводимой Юстинианом в вопросах вероисповедания.

С самого начала своего правления, еще с тех времен, когда формально власть принадлежала его предшественнику, Юстиниан проявлял редкое религиозное рвение, переходившее в непреодолимое стремление сурово преследовать любых иноверцев. Так, постепенно язычники, самаритяне и еретики лишались права законной передачи какого-либо имущества, в том числе даже по завещанию, неправославным наследователям. Они не имели права выступать в суде свидетелями и истцами против православных, а также не могли иметь православных рабов, причем все эти запреты распространялись и на иудеев. Естественно, им запрещалось занимать какие-либо посты и должности. Были подтверждены

и ранее принятые законы о смертной казни за принадлежность к манихеям. Смертная казнь грозила и христианам, тайно участвовавшим в языческих обрядах. Тем, кто все еще хранил верность старым богам, надлежало ознакомиться с учением господствующей религии и принять крещение — в противном случае они лишались имущества и отправлялись в изгнание. Язычникам также запрещалось учительствовать.

Законы такого типа неоднократно издавались и раньше, но далеко не всегда они точно и последовательно исполнялись. Но на этот раз все было иначе.

Еще до своего вступления на престол Юстиниан приговорил к смерти многих манихеев — мужчин и женщин, в том числе даже знатного рода. Они остались верны своей религии, хотя Юстиниан лично не преминул им указать, что они живут во грехе. И возмущенный император счел своим долгом наказывать упорствующих так, чтобы другим было неповадно.

В 529 году начались процессы над теми, кого подозревали в язычестве. В столице были брошены в тюрьму и осуждены представители высших сфер, а их имущество было конфисковано. Некоторые, доведенные до полного отчаяния, кончали самоубийством, другие, спасая жизнь, вынужденно принимали христианство, но втайне продолжали чтить веру отцов. Во время второй волны преследований, в 546 году, они жестоко за это поплатились, став жертвами доносов. Среди пострадавших было немало сенаторов, врачей, юристов, профессоров и учителей. Они подвергались пыткам и избиениям, лишались всего, что имели. Когда один патрикий, бывший префект претория Фока, человек, пользовавшийся всеобщим уважением, узнал о том, что на него поступил донос (а в 529 году он уже был обвиняемым), он не стал дожидаться неизбежных мук и унижений и добровольно покинул этот мир. Но император все равно нашел способ наказать его, приказав выбросить его тело, как падаль — без погребения.

Язычников водили по улицам, выставляя на поругание городской черни, их книги сжигали — ведь содержание этих книг могло противоречить господствующей религии!

Деяния, достойные Нерона. Но в каком-то смысле, возможно, и более отвратительные. Ведь тот, совершая преступление, каким являются любые гонения, карал свои жертвы не за убеждения — их он не знал и даже ими не интересовался, — а за якобы совершенное уголовное преступление, заявляя (а может, и искренне веря), что именно они подожгли Рим. А Юстиниан даже и не пытался обвинять тех, кого преследовал, в каких-либо злодеяниях. Единственным и вполне достаточным для него поводом для гонений были иные предпочтения в сфере вероисповедания. Более того, Нерон ограничился одноразовой акцией, проведенной лишь в Риме, тогда как Юстиниан разыскивал и карал иноверцев и еретиков по всей империи.

Однако о преступлениях Нерона и его языческих последователей известно каждому, а о злодеяниях Юстиниана — практически никому. Так же, как и о многих миллионах жертв чрезмерного религиозного рвения или же просто религиозного фанатизма, обуревавшего всяческих сверххристианских правителей нашей сверххристианской Европы. И когда листаешь учебники истории и встречаешь в них столь странное замалчивание именно в этой области, вывод напрашивается сам собой.

Если инициатором гонений был христианин — даже если он преследовал таких же христиан! — об этом, как правило, забывают, или даже оправдывают его. Видимо, потому, что убивал он из благих побуждений. Но если ситуация диаметрально противоположна и гонителем был какой-то нехристь, это вызывает бурю негодования — таких преступлений никогда не забывают и никому не прощают. И это правильно — но только в том случае, если точно так же не будут замалчиваться преступления, совершаемые во имя Господа. Нигде и никогда нельзя пользоваться принципами двойной морали — за это всегда приходится слишком жестоко расплачиваться.

Как оценил бы поступки и верования человечества какой-нибудь пришелец из космоса? Разумный и справедливый, оценивающий события объективно и со стороны, руководствуясь при этом не тем, что религии сами о себе гласят и чем они сами себя

считают, а лишь тем, что они создали? Превыше других он должен был бы поставить ту из них, которая никогда не замарала себя человеческой кровью, никогда никого не преследовала во имя своих идеалов, никогда никого силой не обращала в свою веру, ту, наконец, которая все живые создания считает равноправными и равно достойными любви, поскольку страдают все одинаково. И он нашел бы такую — религию Будды.

Но вернемся все же к Юстиниану, который подобных рассуждений наверняка бы не понял, хотя в личной жизни и отличался умеренностью, граничившей с аскетизмом. Он почти не спал, скромно ел, часто постился, причем в дни поста пил одну лишь воду, а ел только фрукты и овощи. Он всегда казался доступным, вежливым, снисходительным. Самые жестокие распоряжения, которые лишали жизни тысячи людей, он отдавал с ласковым выражением на лице, слегка склонив набок голову, тихим голосом. Но когда кто-либо осмеливался просить у него милости, если пытался за кого-то вступиться, император впадал в дикую ярость и чуть ли не скрежетал зубами.

Эти черты отмечает язвительный Прокопий. Он вполне мог ненавидеть Юстиниана еще и по той причине, что как раз в начале его правления, в 529 году, в Палестине, откуда Прокопий был родом, случилось крупное восстание самаритян, вызванное уже упомянутым законом, который лишал последователей этой религии почти всех гражданских прав. Многие тогда вынуждены были притвориться, что исповедуют христианство, но все же большинство не отреклись от веры отцов и вместе с другими преследуемыми в Палестине иноверцами взялись за оружие. Они провозгласили своего императора, которым был избран некий Юлиан, и довольно долго отважно сражались с войсками Юстиниана, и даже пытались найти союзника в лице персов. Потом, однако, восстание было потоплено в крови — по сведениям Прокопия, погибло около ста тысяч самаритян — и значительная часть Палестины просто обезлюдела. Столь же трагически закончилось и восстание самаритян и иудеев, вспыхнувшее там же спустя двадцать лет.

Куда большим успехом увенчались попытки обратить в христианство язычников, населявших горные районы Малой Азии. Этим занялся монах Иоанн, монофизит, родом из Амиды. Тут применялось не только насилие, но и денежные вознаграждения тем, кто принимал крещение. Свою приверженность новой религии обращенные доказывали, разрушая свои старые святыни и возводя на их месте церкви и монастыри.

Энтузиазм, с которым Юстиниан боролся с древними культами, сумел добраться даже до отдаленных районов Египта. Там, на далеком нильском островке под названием Филе, находился храм богини Исиды, почитаемый не только местным населением. Поклоняться ей приезжали сюда и из-за пределов империи — с территории современного Судана, где в те времена находилась Нубия. Более двухсот лет назад император Диоклетиан позволил нубийским племенам не только посещать святыню, но и время от времени забирать оттуда деревянную статую Исиды, которая совершала путешествие по городам и весям, а потом возвращалась на место. Так вот, по приказу Юстиниана храм закрыли, жрецов бросили в темницу, а статую отослали в столицу.

Более того, император решил обратить нубийские племена в христианство и собрался отправить туда православную миссию. Однако Феодора, ярая монофизитка, захотела послать туда своих единоверцев. Она отправила наместнику Египта письмо, в котором обещала ему, что он поплатится головой, если не задержит православных миссионеров. Наместник боялся Феодоры куда больше, чем императора, поскольку она широко славилась своей жестокостью и тем, что никому не давала пощады. И таким вот образом жители Нубии стали христианами — но только монофизитского вероучения.

Столь сурово преследуя язычников даже на далеких окраинах империи, император тем более не мог позволить, чтобы они жили и поклонялись своим богам чуть ли не в самом ее сердце — в Греции, в самих Афинах. На основании того самого закона, запрещавшего язычникам учительствовать, в 529 году была закрыта знаменитая Академия.

Основанная еще в 380 году до н. э. Платоном, она просуществовала более девятисот лет. Афинская академия веками поддерживала и развивала великолепные традиции философии, ее профессорами и учениками были знаменитые мыслители, она стала образцовым примером организации, сосредоточенной на научных исследованиях. Без всякого преувеличения можно сказать, что ликвидация Академии стала концом античной культуры в ее организованной форме.