Галльские ведьмы
Шрифт:
Апулей вывел Грациллония через восточные ворота, и они направились вдоль реки. День был ясный, прохладный, над крутыми холмами тускло светило солнце. За рекой, до самого горизонта, простиралась земля. Среди серо-коричневых вспаханных полей, желтоватых лугов были разбросаны домики фермеров, окруженные фруктовыми садами. Дул северный ветер. Пролетел осторожный канюк.
Апулей, которому пришлось повышать голос, чтобы перекричать толпу, войдя в дом, мог говорить спокойнее.
— Мне кажется, ты хотел не просто прогуляться.
Грациллоний кивнул.
— Я
— Здесь нас никто не подслушает.
— Знаю. Но… В письме ты написал, что у тебя есть для меня новость. Я знаю твою манеру. Ты хочешь сообщить мне что-то неприятное. Я готов выслушать тебя спокойно. Свежий ветер утихомирит мной гнев, и мы сможем провести приятный вечер.
— Да. — Греческое лицо Апулея выдавало едва сдерживаемую тревогу. — Верно, у меня есть одна новость. В основном она основана на слухах, намеках, разговорах, случайно сказанных словах, услышанных от трибуна Аквилона, который является высшей властью и ведет обширную переписку… Он узнал, что префект Иса, который также является королем язычников, больше не префект и не король.
Ветер холодными пальцами теребил плащ Грациллония.
— Я заметил, что в Лугдунской Терции новый правитель.
— Ты, вероятно, еще не слышал, что также убрали правителя Арморикского.
Грациллоний был поражен.
— Что? Но он хорошо управлял страной. Мы с ним сохранили на полуострове мир.
— Точно. Вы с ним. Я уверен, отставку вы примете с достоинством. Бессмысленно провоцировать тех, кто вам признателен. Но Гонорий — вернее Стилихон — подразумевает, что он, и только он, должен господствовать на западе.
Грациллоний похолодел.
— Если он намерен меня отозвать… Ты сможешь объяснить им, каким злом это может обернуться?
— Мое влияние ничтожно. Но я состою в переписке с некоторыми влиятельными людьми. Я попробую. Мы должна обсудить, что мне следует написать в письмах. Ты успешно вел политику, друг мой. С другими королями императору не очень повезло. Подумай, как развивались события после смерти Максима. — Апулей издал сухой смешок. — Все бы ничего, но эти семь лет прошли на редкость скучно.
Грациллоний что-то промычал в ответ и замолчал, пытаясь вспомнить, как они прошли для него.
…После его победы Феодосий восстановил Валентиниана в правах императора Востока, но еще два года пробыл в Италии, привел в порядок его шаткое правительство, уничтожил все, какие смог найти, пережитки узурпатора и вернулся в Константинополь. В качества главного советника Валентиниана он оставил генерала Арбогаста.
Этот человек был настоящим дирижером сражений. Франк язычник, он больше благоволил варварами, чем римлянам, христианам предпочитал язычников. В итоге у него начались разногласия с Валентинианом, а некоторое время спустя слабый август был убит. Вскоре он провозгласил императором ритора по имени Евгений. Но настоящая власть сосредоточилась в его руках. Когда его вызвал епископ Амвросий, чтобы отказаться от поклонения старым богам, он пригрозил превратить Медиоланский собор в конюшню и загнать священников
Два года спустя они встретились с войсками Феодосия, направляющимися отвоевать запад. Два дня они сражались, но Евгений был убит, и его дело погибло. Арбогаст сбежал, но позже покончил жизнь самоубийством.
Феодосий направился в Рим. Он страдал водянкой и знал, что его дни на этой земле сочтены. Империя разделилась, Восток отошел его сыну Аркадию, Запад — сыну Гонорию. Затем он возвратился в Медиолан, как мог, заключил мир с богами и спустя девять месяцев, следующей зимой, испустил дух.
Аркадий был болезненным семнадцатилетним юношей и находился под влиянием своего преторианского префекта Руфиния. (Вспомнив это имя, Грациллоний криво усмехнулся.) Гонорий был мальчиком лет одиннадцати, и тоже довольно слабоволен. Его отец приставил к нему Флавия Стилихона и его жену Сирену. Они обручили его со своей дочерью Марией.
Дальнейшая борьба была неминуема. Стилихон начал войну на Рейне, напав на германские племена. После их подавления он направился во Фракию. Там он и находился до этого момента.
— Похоже, он намеревается изгнать готов и унов из тех провинций, — ответил Апулей на вопрос Грациллония. — Нет никаких сомнений, что на этом он не успокоится. Однако у меня есть все основания полагать, что его настоящая цель — уничтожить преторианского префекта Руфиния. Если ему это удастся, он станет хозяином всей империи, как на Востоке, так и на Западе.
— И тогда…
— Все в руках Божьих. Но люди могут принять меры.
Они перешли по мосту через Одиту и направились по дороге на север, вдоль притока Стегира. Впереди показались быки; их хозяин накладывал в деревянное корыто солому; за загоном, у дома, его жена разбрасывала зерна цыплятам, которые свободно бегали по двору: эту мирную картину нарушал только насмешливый ветер.
— Я не жду беды немедленно, — помолчав немного, сказал Апулей. — Стилихон будет занят. Даже здесь, на севере, он в первую очередь займется скоттами. Тебе известно, как два года назад они воспользовались его отъездом из Британии и опустошили ее, восстановили свой анклав.
Грациллоний нахмурился. Вряд ли они пощадили дом его отца.
— Это работа Ниалла. Я слышал, он сейчас озабочен внутренней частью Ибернии. По какому-то счастливому случаю наши пути еще не пересеклись.
— Кто…
— Не обращай внимания. Ты связан со скоттами, я — нет, и, мне кажется, ни один римлянин, ни один, с ними не связан. Это обстоятельство не в твою пользу.
Грациллоний сдержался.
— Именно я двенадцать лет назад разбил флот, который неминуемо атаковал бы Лигер. Верно, я развиваю отношения со скоттами, но с дружественными скоттами.
Апулей вздохнул:
— В тебе я не сомневаюсь. Но в Туроне, Августе Треверорум, Лугдуне, Медиолане считают иначе. Откуда бы это ни шло, нельзя забывать, что человек, поставленный в Исе римским префектом, должен стать его независимым совереном. Для тебя это не имеет значения, если ты будешь продолжать именоваться центурионом.