Гамак из паутины
Шрифт:
— Хорошо-то как! — мечтательно проговорил Глухов, когда мотоцикл инспектора скрылся за деревьями. — Воздух, река, травка… Сидим в кабинетах, ишемические болезни сердца наживаем, природу не замечаем, а тут… Тишь-то какая!
— Хотел я сегодня природой насладиться… — проворчал Семен и покосился на меня.
Я молча проглотил этот вполне заслуженный упрек.
Не успели мы выкурить по сигарете, как послышался рокот мотоцикла и появился инспектор с двумя мужчинами в брезентовых дождевиках.
Я разъяснил понятым их права и обязанности, и мы начали осмотр. Глухов щелкал затвором
— Сергей Петрович! — откликнул я Глухова.
Тот плечом оттеснил понятых и уставился на тапочек.
— А ты переживал, Николай, вот и второй, — проговорил он и, не оборачиваясь, крикнул: — Снегирев, принеси-ка мой чемоданчик!
Семен послушно исполнил его просьбу. Эксперт достал пробирки, скальпель и принялся изымать образцы крови. Я обошел машину и опять же с помощью платка, чтобы не оставить отпечатков пальцев, попробовал открыть багажник. Крышка легко подалась вверх. Обычный набор: запаска, лопата, трос, камеры, ключи, домкрат и другие принадлежности, какие всегда возят с собой автомобилисты. Мое внимание привлек торчащий из-под камеры уголок картонки. Это была багажная бирка. Такие прикрепляют в аэропортах к чемоданам. Ее нужно было изъять, но пока эксперт не запечатлеет на пленку расположение вещей в багажнике и не попытается снять с них отпечатки пальцев, этого делать не следовало, и я, опустившись на четвереньки, принялся ползать вокруг машины, раздвигая руками начинающую увядать траву. Это, похоже, позабавило понятых: они заулыбались, но вовремя погасили улыбки. На них уже сердито и строго смотрел инспектор ГАИ.
— Ильин! — услышал я голос Глухова и обернулся в довольно-таки неудобной позе. — Замри!
Не успел я отреагировать, как эксперт щелкнул затвором фотоаппарата и расхохотался. Инспектор ГАИ смущенно улыбнулся, но, покосившись на понятых, прикрыл улыбку рукой, имитируя кашель. Удовлетворенный удачным кадром, Глухов вернулся к своему занятию.
В траве, кроме пожелтевших от влаги и времени, твердых, как камень, окурков, консервных банок да битых бутылок — этих извечных спутников «культурного» отдыха, — я ничего не обнаружил. Оттирая зелень с коленей, я спросил у Глухова:
— Ты закончил?
— Заканчиваю, — отозвался эксперт, — можешь забирать свою бирку.
— Как с отпечатками?
— Пусто, все бензином протерто…
17 часов 31 минута
В полупустой столовой мы долго и молча боролись с бифштексами. Наконец я не выдержал:
— Какие будут версии?
— Убийство из ревности! — большим глотком допивая компот, заявил Глухов. — Сам же говорил, что Никольский женщин очень уважал. Вот обманутый муж подкараулил его и… рогами…
— На
Глухов тыльной стороной ладони вытер полные губы и произнес:
— Рекомендую обратить внимание на протекторы, если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я, как ты знаешь редко, у «Метростроя» была именно эта машина. Помнишь след?
— Помню, конечно.
— Вот и я говорю: что Никольский там делал?
— Может, левачил? — вмешался Снегирев.
— Эту версию еще утром выдвинул Свиркин, — сказал я. — Давай что-нибудь поновее.
Семен поднял глаза в потолок и вдруг встрепенулся.
— Николай, переходи к нам в ОБХСС, не надо будет с покойниками возиться… Машина в Бугринке, Никольский у вокзала, выкрученные пробки в его квартире… Нет, не вижу никакого просвета.
— Дело говорит Семен, — подхватил Глухов. — Иди в ОБХСС. Видишь, какой он кругленький да розовый, ему же сроки расследования по ночам не снятся.
Снегирев допил кефир, поставил стакан на стол и невозмутимо ответил:
— Хороший цвет лица — признак здоровья. Больше молочного употреблять надо… А что касается сроков, так у нас они тоже есть.
— Ты мне другое скажи, — остановил его Глухов, — откуда в багажнике аэрофлотовская бирка?
Снегирев, не задумываясь, ответил:
— Может быть, случайно. Подвозил кого-нибудь или сам куда-нибудь летал.
— Может, и случайно, — устало согласился я, вставая из-за стола.
18 часов 34 минуты
Мы завезли Глухова домой и, распрощавшись с ним, поехали в райотдел.
Вид у Свиркина и Вязьмикина был еще тот, но и мы с Семеном выглядели не лучше. Все-таки тридцать часов на ногах давали о себе знать. Несмотря на усталость, Роман оживленно встретил нас:
— Я же говорил, этот Нудненко-Чудненко ни при чем! Деньги им заработаны честно, в местах лишения свободы. В справке об освобождении черным по белому написано, что выдано на руки три тысячи четыреста тридцать два рубчика семнадцать копеечек. Вот так-то…
— По-моему, ты говорил, он тебе не нравится, — вставил Петр, не упуская возможности подпустить шпильку своему наставнику.
Роман невозмутимо пробасил:
— Мало ли, что говорил. Нравится, не нравится, а человек правду сказал. Это всегда хорошо. Краснояров тоже порадовался…
— Слушайте, а кто такой Краснояров? — спросил Семен.
— Вы что, Семен Павлович, Красноярова не знаете? — искренне удивился Свиркин.
— Петя, кончай, — остановил я его, — рассказывай лучше, что узнал.
Петр, размахивая руками и в лицах изображая своих собеседников, принялся рассказывать о посещениях владельцев вишневых «Волг».
— Съездил я к этому директору вагона-ресторана. Карлов его фамилия, — закончил свой обстоятельный рассказ Свиркин. — Он слово в слово подтвердил показания пивника, только про мясо никак не хотел говорить. Твердит одно: где я его возьму? Не было никакого мяса! Пришлось в киоск возвращаться, изымать чехол, — Петр кивнул в угол, где лежал бежевый сверток. — На экспертизу надо отправить.