Гамбит Королевы
Шрифт:
– «Наконец-то» и «по-настоящему!» – выпалила она, не успев вовремя прикусить язык. Ей очень хочется поставить нахала на место. – Боже правый! – Она прижала руку к груди, изображая преувеличенное удивление.
– В самом деле, миледи, я много слышал о вашей притягательности, – невозмутимо продолжал Сеймур, – а увидев вас своими глазами, стал косноязычен.
Интересно, подумала она, не добавляет ли ей притягательности в его глазах недавно обретенное богатство. Весть о ее наследстве должна была дойти и до королевского двора. Во всяком случае, Уилл не стал держать язык за зубами. Неожиданно Катерина разозлилась
– Косноязычен? – повторила она вслух. Сеймуру не привыкать к светским беседам, а вот ей не так-то легко придумать остроумный ответ. Чтобы не встречаться с ним взглядом, она смотрела на его рот. Он, как нарочно, облизывал чувственные губы розовым языком. – Как вы думаете, Серрей, у Сеймура действительно косой язык? – Серрей и Уилл покатились со смеху, а она лихорадочно пыталась придумать что-то еще. Наконец ей это удалось, и она защебетала: – Смотрите, как бы он не довел вас до беды!
Все трое одновременно хохочут. Катерина рада; находчивость не покинула ее даже в присутствии этого красавца, смутившего ее покой.
Мег ошеломленно смотрела на мачеху. У нее не было случая узнать такую Катерину – остроумную и находчивую придворную даму. Катерина наградила ее ободряющей улыбкой, а Уилл представил ее Сеймуру; Сеймур оценивающе посмотрел на девушку, будто собирался ее съесть. Катерина взяла падчерицу за руку со словами:
– Пойдем, Мег, мы опоздаем к леди Марии.
– Так неучтива – и так мила! – с притворной улыбкой произнес Сеймур.
Катерина сделала вид, что не слышит. Она поцеловала Серрея в щеку и, отойдя на безопасное расстояние, полуобернувшись, вежливо кивнула Сеймуру.
– Я провожу вас, – сказал Уилл, проскальзывая между сестрой и Мег и беря обеих под руки.
– Уилл, – прошептала Катерина, когда они оказались на лестнице, где их никто не слышал, – буду тебе очень признательна, если ты не станешь обсуждать с друзьями мое наследство!
– Сестрица, не спеши меня обвинять. Я ничего никому не говорил. Все выплыло само собой, это было неизбежно, но…
– Интересно, с чего бы Сеймур так рассыпался в любезностях насчет моей притягательности? – отрывисто спросила она.
– Кит! – засмеялся Уилл. – По-моему, он в самом деле имел в виду твое обаяние.
Катерина раздраженно вздохнула.
– Неужели всегда обязательно изображать сварливую старшую сестрицу?
– Извини, Уилл. Ты прав, не ты виноват в том, что люди болтают.
– Нет, извиниться следует мне. Тебе и так нелегко пришлось. – Он взял двумя пальцами складку черной материи у нее на юбке. – Ты в трауре. Мне следовало вести себя разумнее.
Они молча шли по длинной галерее в покои леди Марии. Уилл о чем-то задумался. Катерине показалось, что Уилл ей завидует. Он не прочь был бы носить траур по жене. Супруги возненавидели друг друга с первого взгляда. Анна Буршье, единственная наследница пожилого графа Эссекса, считалась завидной невестой. Их мать очень радовалась, когда ей удалось женить на Анне единственного сына. От Анны Буршье ожидали многого; не в последнюю очередь надеялись, что титул Эссекса позволит Паррам на ступеньку-другую подняться по общественной лестнице. Но брак не принес бедному Уиллу ни детей, ни титула, ни счастья. Более того, Анна опозорила мужа. Графский титул король пожаловал Кромвелю, а Анна бежала
– Ты сейчас думаешь о своей жене? – спросила Катерина.
– Откуда ты знаешь?
– Уилл Парр, я знаю тебя лучше, чем тебе кажется.
– Она родила своему попу, будь он проклят, еще одного внебрачного отпрыска!
– Ах, Уилл, король рано или поздно сжалится над тобой, и тогда ты сделаешь Лиззи Брукс честной женщиной.
– Лиззи теряет терпение, – пожаловался Уилл. – Когда я вспоминаю, какие надежды матушка возлагала на мой брак, на что она пошла ради того, чтобы мы поженились…
– Наверное, к лучшему, что матушка не дожила до этих дней и не стала свидетельницей скандала.
– Больше всего ей хотелось, чтобы Парры снова пошли в гору.
– Уилл, наша кровь и без того хороша. Наш отец служил отцу нынешнего короля, его отец служил Эдуарду Четвертому, а мать была статс-дамой при королеве Екатерине. – Она загибала пальцы. – Хочешь еще?
– То было давно, – проворчал Уилл. – Отца я даже не помню.
– У меня и самой о нем сохранились лишь смутные воспоминания, – призналась Катерина. Впрочем, она ясно помнила тот день, когда скончался их батюшка; тогда она очень злилась из-за того, что ей в столь юном возрасте – ей исполнилось шесть – пришлось идти на похороны! – И потом, сестрица Анна была фрейлиной всех пяти королев, а теперь она в свите королевской дочери. Очень может статься, что и я присоединюсь к ней.
Тщеславие брата раздражало ее. Так и подмывало сказать: «Если ты так хочешь, чтобы Парры возвысились, тебе следует дружить с нужными людьми, а не с каким-то там Сеймуром». Пусть Сеймур и дядя принца Эдуарда, но король слушает не его, а его старшего брата Гертфорда, лорда первого адмирала.
Уилл досадливо вздохнул, и они стали проталкиваться в толпе придворных, которые стояли у ко ролевских покоев. Затем Уилл снова сжал ее руку и спросил:
– А какого ты мнения о Сеймуре?
– О Сеймуре?
– Да, о Сеймуре…
– Почти никакого, – сухо ответила она.
– Разве ты не находишь его великолепным?
– Не особенно.
– Я надеялся, что мы сможем женить его на Мег.
– На Мег? – выпалила она. – Ты что, с ума сошел? – От лица Мег отлила краска.
А Катерина подумала: «Да он съест бедную девочку заживо!»
– Мег пока не собирается ни за кого выходить. Труп ее отца еще не успел остыть!
– Да я ведь только…
– Нелепая затея, – отрезала Катерина.
– Кит, он не такой, каким ты его считаешь. Он один из нас.
Видимо, Уилл имел в виду, что Сеймур, как и Парры, сторонник новой веры. Катерине не по душе, что ее зачислили в стан сторонников Реформации; своими мыслями и убеждениями она предпочитает ни с кем не делиться, при дворе безопаснее держаться уклончиво.
– Серрею он не нравится, – заметила она.
– Ах, да ведь это всего лишь семейные распри. К религии его неприязнь не имеет никакого отношения. Говарды считают Сеймуров выскочками. К Томасу это не относится.