Гамбит маккабрея
Шрифт:
— Похоже на то.
— А самый смак, — продолжал Джок, — он никогда ничего у меня не выпытывает — Блюхер, тойсь, — только спрашивает, хорошо ли они тут за мной смотрят и не надо ли мне принести «Монополию», с медсестрами играть.
Я переждал, пока он не утихомирился до беспомощного прысканья.
— Джок, — сказал я мягко, едва он закончил. — Я знаю, что полковник Блюхер здесь. Вообще-то он стоит у тебя за спиной в дверях.
Он и стоял. Вместе с огромным черным автоматическим пистолетом, который непогрешимо смотрел Джоку в тазовую область. (Очень мило, очень профессионально: тазовая область не подвержена таким флуктуациям, как голова или грудная клетка. Пуля,
Блюхер нарочитым щелчком поставил пистолет на предохранитель и мановением фокусника отправил оружие за пояс брюк. Это очень сподручное место для хранения пистолетов, пока у вас имеется талия; потом выступ становится несколько двусмысленным.
— Прошу прощения за театральность моего выхода, джентльмены, — сказал полковник, — но, как мне показалось, сейчас настал подходящий момент напомнить вам: вы живы лишь благодаря тому, что я замолвил за вас словечко. Однако в любой миг я могу передумать, если меня к этому вынудят.
Ну знаете! Я, разумеется, съежился, но от страха — лишь отчасти: в остальном — от неловкости за его плачевно скверный вкус.
— Вы осознаете, — браво поинтересовался я, — что в сей момент вы занимаете пространство, имеемое мною к иному применению? Или, вернее, коему у меня имеется иное применение?
— Мне тоже нравится П.Г. Вудхаус, сэр, — парировал полковник, — но я бы поостерегся демонстрировать легкомыслие в находимой вами ситуации. Или, вернее, ситуации, в коей вы находитесь.
Я разинул рот. Быть может, в этом человеке все-таки есть что-то человеческое.
— Чего именно вы от меня хотите? — уточнил я.
— Ну, вообще-то скорее — кого. Подумайте о персоне юной, красивой и сказочно богатой.
Я подумал. Недолго, поскольку я все же не вполне туп.
— Миссис Крампф, — сказал я.
— Точно, — ответил он. — Женитесь на ней. Вот и все.
— Все?
— Ну, практически все.
— Мне снова нужно баиньки, — сказал я. Туда я и отправился.
4
Маккабрей применяет к пропозиции свой бритвенно острый ум
О Грусть, ты будешь жить со мной
Не как любовница — женой?
«In Memoriam»
CКАЗАТЬ ВАМ ПРАВДУ, отнюдь не тот случай, когда я наслаждался долгим и безмятежным отдохновением. Судите сами: вы помните, когда в последний раз вам сообщали, что жить вы будете и дальше, но при одном условии — вы женитесь на безумно красивой, сдвинутой на сексе миллионерше, которая — и в этом вы довольно-таки уверены — прикончила своего предыдущего мужа почти необнаружимым манером? Вам тогда удалось бы выкроить восемь часов здорового сна?
Подлинная же череда событий была такова: я пробудился, сел в постели и принялся грызть ногти, сигареты и шотландский виски — не обязательно в такой именно очередности. Час или два. (Едва ли мне следует останавливаться на том, что Джок контрабандой раздобыл мне бутылку господ «Хейга и Хейга» — наилучшую и наиярчайшую.)
Эти секретные агенты и малые, о которых вы читаете в книжках с картинками, расчислили бы все в момент до последнего пятнышка крови, я в этом не сомневаюсь, однако у меня не было ни их упругости мысли, ни их юности. Вероятно, к тому же в те дни я не был и вполовину так умен, как нынче. Спустя некоторое время я изрек: «вот херь», «ну не знаю»
— Мне надо бы градус повысить, — пробормотал Джок на следующий день, сидя у меня на кровати и наблюдая, как сестра Шибкоу расправляется с моими запущенными ногтями на ногах.
— О, я бы на твоем месте об этом не беспокоился, Джок. Завтра нас отправляют в оздоровительный отпуск в Озерный край. Пара глотков горного воздуха — и ты станешь как лев. Это здешние медсестры из тебя крепость сосут.
Он неловко поерзал:
— Я так прикидываю, вы не совсем поняли насчет «градуса», мистер Чарли. Дело-то не в крепости, а как бы в удовольствии от этой крепости. Знаете, вроде как не просто даешь кому-нибудь по рогам, а еще и посмеиваешься при том.
— Мне кажется, понимаю. — Я глубокомысленно содрогнулся и свежеотделанным большим пальцем тренькнул в роскошную молочную железу медсестры Шибкоу. Не моргнув ни единым глазом, сестра вогнала полдюйма маникюрных ножниц мне в другую ногу. Я не завопил: во мне, знаете ли, тоже градус крепок.
Мгновение спустя, когда она закончила мой педикюр, Джок нежно изъял у нее ножницы и одной рукой смял их в комок. После чего подставил ладонь — собранную чашей. Сестра Шибкоу склонялась, пока вышеотмеченная молочная железа не упокоилась в этом сосуде. Джок тихонько зарычал; сестра ахнула горлом, когда Джокова ладонь начала сжиматься. В отвращении я с некоторым трудом выпростал ногу из этой парочки и, надувшись, обратил к ним спину.
Палату они покинули вместе и без единого слова — курсом на ближайший бельевой чулан, если я что-нибудь понимаю в устройстве больниц.
«Юность, пылкая юность», — горько подумал я.
5
Маккабрей решает, что есть множество судеб приятнее смерти
18
Перевод М. Виноградовой.
ВОТ, СТАЛО БЫТЬ, МЫ КАКИЕ — Блюхер, Джок и я, сидим за столом на террасе отеля под сенью одной из тех гор Озерного края, открытки с видами коей вы обычно получаете сами, попиваем чай (!) и наблюдаем, как компания идиотов готовится выступить в пеший поход вверх по склону. День стоит прекрасный для начала ноября в Поозерье — вообще-то прекрасный день для чего угодно в Англии в любое время года, только до сумерек остается часов пять, а восхождение, которое они себе запланировали, занимает три часа быстрым шагом в любую сторону. Горный спасатель умоляет их едва ли не со слезами на глазах, но они лишь с веселым презрением оглядывают его с ног до головы — так начинающая водительница автотранспорта смотрит на своего инструктора. (Она-то знает, что ручные сигналы — белиберда, которую мужчины придумали лишь для того, чтобы сбивать с толку женщин; да что вы, ее мамочка ездит уже много лет и ни разу не пользовалась ручными сигналами. И никаких травм. У кого-то другого — да, может быть, но не у нее.)