ГАМБИТ МАККАБРЕЯ
Шрифт:
— Общество преобрадания женщин — это крайне серьезно. Вероятно, это самая богатая частная организация в мире — гораздо богаче Парестинского народного фронта, с которым она, так уж вышро, водит дружбу.
Я намеревался сказать нечто отважное о том, как мало мне дела до богатства и убойной силы Народного фронта освобождения Палестины, но тут вспомнил, что лет сорок назад пообещал престарелой тетушке никогда больше не лгать. (Произнесено это было в обмен на коробку отборного «макинтошевского» ассорти «Улица качества». Ирисок тех давно уж нет — да и в нынешнем своем среднем возрасте я едва ли счел бы их аппетитными, — но слово Маккабрея, даже данное тетушке, отнюдь не шуточка.) Посему я придержал язык.
— Они намерены, —
Я оделил его взглядом — хорошенько отрепетированным перед зеркалом, — взглядом, коим оделяю игроков в покер, которые ставят на четвертую карту. Впечатления мой взгляд не произвел.
— Да и как они могут не победить? — вопросил мой хозяин. — Во-первых, устрашающая американская домохозяйка средних рет контрорирует практически три пятых брагосостояния богатейшей страны света. Во-вторых, женщины «за занавесом паранджи» — в гаремах мусурьманского мира — контрорируют такое богатство, которое не под сиру исчисрить даже Цюриху. В-третьих, интерректуарки Израиря и Индии держат свои поритические миры соответственно, как бы ручше выразиться, за яйца. В-четвертых, женщин подхрестывает бессмысренный ужас компрекса кастрации — того же осознания непорноценности, что превращает срабаков-мужчин в тиранов. Арександр Македонский быр некомпетентен с женщинами; предводитерь гуннов Аттира умер, пытаясь добиться эрекции; Напореон обрадар до нерепости мареньким пенисом (36 мирриметров — его нескорько реет назад продари на Сотби); ну а у Адорьфа Гитрера, как широко известно, имерось торько одно яичко.
Я неловко поерзал в кресле: он нес такую околесицу, где порой бывает больше смысла, нежели в самом смысле. К тому же в уме я рьяно пытался перевести мирриметры в дюймы — или футы?
— В-пятых, — сказал он, растопыривая свои изумительно тончающие к кончикам пальцы на столе, — кто им будет противостоять? Есть ри на свете хоть одна страна — за искрючением разве что Китая, — которая не прогнира бы сверху донизу? Вы способны назвать хоть одного действующего поритика, который быр бы сирьным государственным мужем?
То не был риторический вопрос — мой хозяин помолчал, предоставив мне время для размышлений. Я этим временем воспользовался.
— Нет, — вот что я наконец изрек. Он склонил голову на несколько мирриметров.
— В-шестых и посредних — у них, как я уже сказар, имеются друзья. Гравным образом — мы.
— Кто такие «мы»?
— Крисофик.
Я попутал так, как не путал ни разу в жизни. «Крисофик» — явно этим именем берлинцы некогда звали Кристофера Ишервуда, человека, вошедшего в историю благодаря озвученной им шуточке о «последнем из мелких Мотов». [118] Я позволил себе воздеть бровь. Мой хозяин изложил подробнее:
118
Кристофер Ишервуд (Кристофер Уильям Брэдшоу-Ишервуд, 1904–1986) — англо-американский писатель; живя в начале 1930-х годов в Веймарской республике, дружил с сэром Стивеном Гарольдом Спендером (1909–1995), английским поэтом и прозаиком. Spender (англ.) — транжира, мот.
— Международный Криптосоюз официантов Китая. Нет, пожаруйста, не смейтесь. Наш союз — мы его так не зовем, но вас не заинтересует наше подринное название, — единственная поистине международная организация на свете. Кроме того, это единственный союз без дурацких поритических симпатий. Кроме того — единственный союз, куда на равных входят наниматери и наемные. Иначе не поручится. Но самое гравное: это единственный союз, у которого нет хропот со штрейкбрехерами. Таким рюдям дается час времени, чтобы понять: союз дря них — мама и папа. Умным на это хватает
— Вроде, скажем, уха? — догадался я.
— Вроде, да. Но подобные досадные неприятности в наши дни сручаются нечасто. Мы, китайцы, как это известно всему миру, закоренерые игроки: есри вы приходите в рюбимыи китайский ресторан и видите, что у него сменирись хозяева, это значит, что прежний врадерец потеряр его за игорным стором.
— Я так и знал, — сказал я.
— А новый врадерец — всего ришь управряющий, сами понимаете. Теперь он доржен союзу много денег — как и все официанты, по самому своему социарьному статусу. Вы не можете не понимать, что все это требует крупного финансирования — гораздо борьшего, нежери могут обеспечить чренские взносы. И ваша очароватерьная супруга обеспечивает нас этими финансами через свою организацию. Отчасти — поддерживая наши денежные потоки, отчасти — предоставряя своих способных юных реди в качестве курьеров, чтобы мы имери возможность корректировать запасы наших рекарственных средств в международном масштабе. Мне кажется, вот и все, что вам нужно знать, а?
— «Краса — где правда, правда — где краса!» — вот знанье все… и все, что надо знать, [119] — сказал я, глубоко зачерпывая из Греческой Вазы.
— Простите?
— Из Китса.
— Кица?
— Да — это значит «ласковая киска».
— А. Я могу устроить…
— Прошу вас, не утруждайте себя — тем самым я лишь признавал, что мне передали информацию, которую вам было разрешено мне передать.
— Я быр с вами откровенен, мистер Маккабрей. Вы же не сомневаетесь в этом, я надеюсь.
119
Джон Китс. Ода греческой вазе. Пер. И. Лихачева.
— Разумеется. Санта-Клаус жив. Вы получите свою сахарную глазурь. До встречи завтра в Вашингтоне?
17
Маккабрей передает кое-какую опасную бакалею и переносит удар по башке без своей обычной покорности
Мужчина с разумом и женщина с душой:
Ему — повелевать, а ей — лишь покоряться.
Все прочее — неразбериха.
«Принцесса»
КАК ОНО, ЧАРЛИ? — вскричал Хамфри, когда меня сопроводили в его со вкусом обставленную святая святых — иначе кабинет — в Посольстве на следующий день.
— Как-оно, как-оно, Хамёныш! — учтиво парировал я. Мы обменялись еще рядом учтивостей, без зазрения употребляя полезную фразу «как оно». Позволяет не думать, изволите ли видеть, а также избавляет человека от рутины припоминания, женат ли собеседник, разведен, моносексуален либо иное. Но что лучше всего — спасает от опасности осведомляться о его родителях. Хамфри, видите ли, — отпрыск довольно древнего ирландского семейства, а это означает, что по крайней мере один из его ближайших и дражайших, закованный в цепи, сидит в подвале, питаясь сухими корками и для развлечения отгрызая головы пробегающим крысам.
Более того: все это «как-онотельство» предоставило Хамфри возможность извлечь из кармана визитную карточку, на которой были аккуратно отпечатаны слова: «ЭТО ПОМЕЩЕНИЕ ПРОСЛУШИВАЕТСЯ». Я энергично закивал — что он, вероятно, воспринял как понимание, но я имел в виду согласие; виновную заведомость, если угодно.
— Выпивать слишком рано, я полагаю? — спросил он, глянув на свои часы.
— Напротив, черт возьми, как бы не слишком поздно, — ответил я, поглядев без нужды на свои. — Вкатывай жизнетворные жидкости без промедления.