Гамбит невидимки
Шрифт:
– Обойма? Я не понимаю, о чем вы.
Грубое лицо голландца подалось вперед и придвинулось совсем близко к худому, неприятному, с озадаченным выражением лицу существа.
– Ага!
– рявкнул он.
– На этом ты и попался. Ты не знаешь, что такое автоматическая винтовка. У неё есть обойма, обойма с патронами. В этой двадцать пять штук, и все на месте.
Ловушка, в которую попало существо, захлопнулась, лязгнув стальными челюстями в его мозгу. Но теперь, когда оно стояло перед опасностью лицом к лицу, смущение и неуверенность оставили его. Осталась осторожность и злобное раздражение. Оно почти
– Я не знаю, как это произошло, но это было. Он выстрелил два раза, и если вы не понимаете, как он мог это сделать, я ничем не могу вам помочь. И я ещё раз спрашиваю, зачем мне нужно было убивать здесь кого-то?
– Я думаю, я могу объяснить, в чем здесь дело.
Высокая худая фигура Брейнза Стэпли протиснулась вперед между плотно стоящими в мрачном молчании мужчинами.
– Допустим, Перратин действительно выстрелил два раза - двумя патронами, которые у него остались в предыдущей обойме. А когда он вставил новую обойму, было уже поздно. А Джоунз мог так испугаться, что даже не заметил, что Перратин сделал.
– Джоунз не из пугливых, - мрачно проворчал Проуг, но по его тону было ясно, что он неохотно, но признает это объяснение приемлемым.
– Но есть вещь, которую нельзя так легко объяснить, - решительно продолжал Стэпли.
– Если учесть, что акула может передвигаться со скоростью до семидесяти миль в час, они просто не могли встретить эту тварь на том же самом месте, что вчера. Это значит, что Джоунз врет, когда говорит, что они его видели, если только...
Он неуверенно замолчал, а Корлисс нетерпеливо переспросил его:
– Если только что?
Брейнз все ещё колебался, но наконец, с явной неохотой проговорил:
– Я опять о том же, об акульем боге.
Он торопливо продолжал, боясь, чтобы кто-нибудь не перебил его:
– Не говорите только, что это легенды. Я сам это знаю. Но мы все вот уже много лет живем на этих островах в южных морях и видели много такого, что нельзя объяснить. И мы все слегка тронулись за это время. Я точно знаю, что отстал от жизни и погряз в предрассудках. Я просто приспособился к мистике, которой здесь полно. Я вижу, чувствую и знаю вещи, которые человеку с запада просто недоступны. Вот уже многие годы я живу в пустынных местах и слышал шум прибоя на сотнях безлюдных берегов. Я насмотрелся на южную луну и потерял чувство времени в этом мире вод, первобытном и неправдоподобном.
Мы, белые люди, пришли сюда и наделали много шума. Мы привезли с собой моторные лодки, построили на берегу совершенно оторванные от здешней действительности города. Они предполагают присутствие времени в этом вневременном пространстве, и поэтому, вы понимаете, они здесь не удержаться. Однажды в этой части земного шара не останется ни одного белого человека, а будут только острова, островитяне и морская живность.
Я говорю это все к тому, что мне доводилось сидеть у костра с местными жителями и слышать старые-престарые истории об акульих богах и о том, как выглядит акулий бог, когда он в воде. И я тебе говорю, Корлисс, что это очень похоже на то, что описывал Перратин. Сначала я просто удивился, что на самом деле может быть такая акула. А потом я стал думать, и чем больше я думал об этом, тем больше это меня тревожило. Потому что, видишь ли, акулий бог может превращаться в человека.
Его перебил низкий голос. К величайшему удивлению Корлисса, это был голос Проугла, резкий и насмешливый:
– Ну, что ты несешь эту суеверную чушь! Брейнз, тебе надо примочку к голове приложить. Мне поведение этого парня по-прежнему не нравится. Мне не нравятся его глаза, мне все в нем не нравится. Но дожить до того, что мне на уши вешают такую лапшу...
– Вам лучше обоим помолчать, - вмешался коротышка англичанин Дентон. Корлисс видел, как он подошел поближе к строению, откуда была видна часть острова.
– Если вы потрудитесь подойти сюда и увидите, что вижу я, вы оба перестанете трепаться. Сюда идет каноэ, и в нем туземец. Он уже обошел рифы и идет вдоль берега а нашу сторону. Это доказывает, что Джоунз мог попасть сюда на лодке. Туземец оказался молодым мужчиной в расцвете сил, темнокожий, красивый с прекрасной мускулатурой. Наравляясь в их сторону от того места скалистого берега, куда он вытащил свое каноэ, он улыбнулся добродушной улыбкой дружелюбно настроенного по отношению к белым людям островного жителя. Корлисс в ответ ему тоже широко улыбнулся, но заговорил он, обращаясь к Проугу и к существу:
– Дентон прав. Поверь Джоунз, мне жаль, что мы тебе доставили столько неприятностей.
Существо приняло извинение легким кивком головы. Но и его мозг и его тело по-прежнему оставались в большом возбуждении. Оно пристально смотрело на приближающегося туземца, и каждый его мускул был напряжен от смятения, вызванного мыслью о том, что эти жители островов имели особое чутье. Оно повернулось в полоборота к туземцу, когда тот остановился в нескольких шагах от Карлисса. Наполовину закрытое группой мужчин, оно встало на колено и сделало вид, что зашнуровывает ботинок. В это время Корлисс заговорил на одном из островных диалектов:
– Что привело тебя сюда, друг?
Молодой человек отвечал низким мелодичным голосом, характерным для его народа:
– Идет шторм, белый человек, а я был далеко в море. Шторм идет со стороны моей земли, поэтому я пришел искать где-нибудь убежище.
Его голос внезапно замер, и Корлисс увидел, что он широко открытыми глазами смотрит на Джоунза.
– Эй, - обратился к нему Корлисс, - ты знаешь его?
Существо вскочило на ноги, как тигр, готовый к нападению. В его ледяном взгляде, сверлившем глаза темнокожего, была неукротимая жестокость. Непреодолимая ярость, вспыхнувшая в этом холодном рыбьем мозгу, как молния ударила туземца. Туземец открыл рот, пытаясь заговорить, облизал сухие губы, а потом вдруг повернулся, как слепой, и бросился бежать к своей лодке.
– Что за черт?
– удивился Корлисс.
– Эй, вернись!
Туземец даже не оглянулся. Со страшной быстротой он добежал до лодки. Одним движением спустил её на воду и впрыгнул в нее. В надвигающемся сумерке ночи, не обращая внимание на опасность, он начал отчаянно грести вдоль кромки впадины, где вода вздымалась и опускалась между рифами, делая лагуну в этом месте особенно опасной. Корлисс приказал:
– Проуг, возьми тех, кто остался, и отбуксируйте акул в сарай.
Потом он изо всех сил прокричал в сторону лодки: