Gamemaster 2. Пустоши Дажь
Шрифт:
Истукан спал почти сразу после ослепления, благодаря ему я ничего себе не сломал, упав с пятнадцатиметровой высоты. Но сейчас это последнее, что меня беспокоит. На таймере тридцать пять секунд. Я словно ужаленный вскакиваю и карабкаюсь наверх по каменным ступеням со всей скоростью, которая мне доступна, обрывая ногти об расщелины и трещины на поверхности черного базальта.
– Ничего личного, Сэм. Я не дам тебе забрать ее у меня! Она тебя не любит! Она – моя! ОНА БУДЕТ МОЕЙ!!!
Полубезумный голос этой падлы доносится с вершины черного утеса, по стенке которого я карабкаюсь, словно дикая белка. Пятнадцать секунд!
Вот ведь сука! Этот урод специально поджидал удобного момента. Ублюдок, тварь, мразь! Я же чувствовал, что с ним что-то не так, я знал это! Теперь понятно, как я «упал» в Логово. Это же Корд шел рядом, и он наверняка знал, что
Я влетаю на площадку, чтобы увидеть, как силуэт Корда ныряет в воронку и исчезает в ней. Огромным прыжком я кидаюсь к астральному разлому, распластавшись в воздухе, в последней надежде успеть пройти на «ту» сторону. Словно в замедленной съемке, я вижу как прямо перед моим носом, мигнув напоследок красным, тухнут рунические контуры, астральная воронка растворяется в воздухе без следа. Не успел!
Глава 10. Вопросы и ответы.
20:12, 22 апреля, 2047 г – восьмые сутки после дня «Ч».Центральная часть «Лабиринта Стража». Одинокая скала.
Увидев закрывшийся портал, я словно рухнул в темную, непрозрачную воду. Опустошение и беспомощность вытеснили злость и гнев, обуявшие меня прежде. Я тупо опустился на серый камень прямо там, где стоял и выпал из реальности. Не знаю, сколько конкретно времени прошло, для меня оно словно вдруг остановилось. Вся физическая и эмоциональная усталость, копившаяся во мне за последнее время, укутала вяло текущие мысли, как густая, вязкая смола, подавляя всякие желания и позывы, оставив внутри пустоту и безразличие ко всему. Я апатично сидел, не двигаясь с места, всем естеством ощущая собственное бессилие. Ощущение, что даже пальцем не смогу пошевелить, будто бы сама тяжесть этого мира свалилась на мои плечи, как если бы я был мифическим атлантом.
Если задуматься, то единственный виновником всего произошедшего был один лишь я и мое тотальное нежелание замечать очевидные недобрые симптомы. Я настолько был ослеплен своей радостью от того, что нашел, наконец, Эл, что полностью проигнорировал все череду тревожных звоночков, прошедших в отношении Корда. Разбираясь по чесноку, от него как раз и следовало ожидать какой-нибудь подлости, стоило лишь чуть внимательнее приглядеться к тому, что он говорил и как он себя вел. Просто я не придал этому особого значения и недооценил масштабы происходящего. С другой стороны, круговерть событий ,начавшаяся с появлением Эл, не оставляла много времени для размышлений. Но все же, все же… Это совсем на меня не похоже. Я, тот, кто всегда страховался и трижды перестраховывался, чья параноидальность уже стала именем нарицательным среди моих знакомых, тут повел себя, как глупый и неосмотрительный ребёнок. Так что, единственный человек, к которому относились все мои проклятия, это я сам. У меня на руках была информация, которая позволяла подготовиться к неприятностям, но я проигнорировал ее с твердолобой настойчивостью, предавшись своей радости от встречи с Лерой. Выговор мне с занесением в челюсть, за идиотизм.
Как иголка мой мозг пронзила внезапная мысль, настолько же беспощадная и жестокая, насколько логичная и очевидная. Да, все верно. Я и правда редкостный дуболом. С того самого момента, как память моя идентифицировала Эл и МОЮ Леру, все что я делал – лишь просто гнался за миражом прошлого. Гнался оголтело и бездумно, не желая смотреть правде в глаза, запрещая себе даже думать на эту тему. Так глупо… Я без раздумий отверг объективную реальность, убедив себя, что стоит лишь мне воссоединиться с Эл, как все станет как прежде, встанет на круги своя, вернет мне то давнее ощущение теплоты и спокойствия, согревавшее меня, когда мы были вместе. И эти же чувства позднее превратились в огромный камень, утянувший меня на самое дно, в темнейшую тьму и мрак, когда я остался один. Как каторжник, прикованный к гире, я был прикован к своему прошлому, не мог уйти от него, и бежал за ним, в безуспешных и бессмысленных
От этой мысль мне стало так горько и обидно, словно я вернулся в тот злосчастный день, когда ее отец соврал мне о её смерти. Нечестно… это так нечестно! Кто-то безжалостный и беспощадный, не удовлетворившись тем, что вновь забрал её у меня, решил еще и растоптать самый дорогие для меня воспоминания о ней, уничтожив все, что было между нами.
Каждую минуту с того момента, как я понял, что она жива, я повторял себе снова и снова, что Эл обязательно вспомнит, вспомнит и восстановит нашу с ней связь, но так ли это на самом деле? Вспомнит ли она когда-нибудь? И если нет, то, что тогда? Что тогда?
Этот вопрос набатным громом вновь и вновь звучал в моей голове. А ответа на него у меня не было. Бессилие и страх перед собственной слабостью, вот что осталось, лишь это и больше ничего. Смогу ли я снова пройти весь этот путь, завоевать её сердце второй раз? Вероятнее всего да, смогу, ведь никто так не знает ее, как знаю я. Но даже если и так, смогу ли я жить дальше с мыслью, что все те чувства и эмоции, все наше общее прошлое, наполненное радостью и счастьем, останется лишь у меня одного? Смогу ли я отпустить своё темное прошлое, прочно пустившее корни в моей душе, и беспрестанно мучившее и терзавшее меня на протяжении нескольких последних лет, отбросить это и вновь стать самим собой, чтоб идти рядом с ней, не оглядываясь назад?
Я не знал. Я почувствовал себя неизлечимо больным, последним шансом которого была сложная операция. Операция, не дававшая никаких гарантий, которая равновероятно могла как исцелить меня, так и убить, уничтожить, стереть с лица земли. И теперь я отчаянно боялся принять единственно верное решение, боялся шагнуть навстречу неизбежному, чтобы выяснить, что меня ждет. Этот страх ранит, беспощадно впиваясь в душу. После тех страшных событий, я каждый день боролся с бессмысленностью и пустотой, утратив все мотивы и цели. И только сейчас я осознал, насколько сильно это повлияло на меня. Семена беспомощности и бессилия дали всходы, а их ростки подточили меня, прочно угнездившись внутри, вгрызаясь в мое «я» и разрушая его изнутри. Я отторгал действительность, закрывшись в себе, и так долго находился в темноте, что просто-напросто забыл, как выглядит солнечный свет. Забыл настолько, что теперь боялся его, прячась в ставшем даже каким-то уютным коконе собственной обреченности. Я просто-напросто приучил себя к этому состоянию и, в итоге, решил, что так и должно быть, что это нормально.
Давление в груди стало непереносимо, я крепко сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони до крови. Мое хриплое и прерывистое дыхание было единственным звуком над серыми пустошами под багрово-серым небом.
Не в силах терпеть тупую боль, я ударил кулаком о камень, вновь и вновь, пытаясь вырывать это мерзкое нечто, угнездившееся внутри меня. Разбивая руки в кровь о камень, я зарычал, словно зверь, разрываемый изнутри. В глазах потемнело, и я почувствовал, что впадаю в бешенство, в черную злобу на собственную слабость, на самого себя, убегавшего и поворачивавшегося спиной к собственным проблемам все это долгое время. Чьи-то крепкие, неосязаемые и невидимые пальцы стиснули мой череп, силясь раздавить его, выдавить мои глаза и расплющить мозг. Боль заполонила все вокруг, изнутри и снаружи, темным покрывалом заслоняя от меня мир. Невыносимое давление достигло своего апогея и я закричал, высвобождаясь.