Гангутское сражение. Морская сила

Фирсов Иван Иванович

Едва прошел лед на Неве, в конце апреля 1703 года, Шереметев двинул полки вниз по правому берегу к Ниеншанцу, или Канцам, как называли новгородцы эту крепость сто лет назад. Войска впервые шли налегке. Петр на яхте, [20] ботах, водой доставил осад-ную артиллерию: шестнадцать мортир, сорок восемь пушек, десять тысяч бомб. По пути из Шлиссельбурга Петр спросил полушутя Головина:

— Господин адмирал, не желаете ли выйти в море?

Головин так же в тон ответил:

20

Яхта —

в период Петра I парусное грузовое, транспортное судно.

— Как пожелаете, господин капитан Петр Михайлов.

Выгрузив орудия, припасы, осадный инструмент, царь вместе с Шереметевым осмотрел со всех сторон крепость.

— Сие не Шлиссельбург, господин фельдмаршал, крепостца хлипкая, землей одета. Мню, без меня управитесь с осадными хлопотами. Мортиры надобно поставить там, — протянул руку влево, — пушки напротив, вдоль берега Охты. Я с вашего позволения отлучусь на взморье. Надобно проверить, нет ли там Нумерса.

— Мотри, капитан Петр Михайлов, крепостца-то земляная, ан пушки у шведов чугунные.

Погрузив на яхты и боты сотни преображенцев, прижимаясь к левому берегу, флотилия проскользнула мимо крепости. Пальнули шведские пушки, ядра легли с недолетом, и пушки примолкли — берегли огневое зелье.

Яхта шла головной. Половодье было в разгаре, и разлившаяся Нева сильно притопила левый, низменный берег. Справа потянулись острова, тоже притопленные, с редким сосняком. Правый берег сплошь закрывал сосновый бор. В дельте река делилась на рукава.

Небо над заливом постепенно распогодилось, кое-где в разрывах серых облаков уже проглядывала голубизна, изредка на воду прорывался скупой солнечный луч. С моря потянуло прохладой. Петр облизнул верхнюю губу, засмеялся:

— Солоно. Вот оно, нашенское море-то. — Нашел глазами Наума Сенявина. — Суши весла, Наум.

— Весла суши! — понеслась зычная команда.

На адмиральскую яхту равнялись другие суда. Небольшая волна, булькая, подбивала к борту.

— Глянь, господин адмирал, вроде бы горизонт чист, — Петр протянул подзорную трубу Головину, — оглядися.

Слева на болотистом берегу просматривалось устье небольшой речки, из нее фонтаном выбивалась струя, сливаясь с невской водой. Справа тянулся поросший лесом остров.

— На море покуда тихо, — опустив трубу, чуть с одышкой проговорил Головин.

— То-то и оно, что пока.

Где-то далеко за кормой бабахнула пушка.

— Начинается еще одна Кутюрьма, — повел плечами Петр. — Наум, весла на воду, правь к берегу.

На острове, осмотревшись, Петр приказал Меншикову:

— Сей же час, поручик, отбери десятков пять солдат с сержантами и образуй здесь караул. К вечеру тебе подвезут шатер, припасы. Назавтра пришлю Василия Корчмина с пушками. Передовая застава будет. Оставляй три бота. Чуть что, мигом нам доноси.

С Канцами оказалось немного проще, чем со Шлиссельбургом.

Закончив осадные работы, Шереметев, прежде чем открыть огонь, испросил Петра.

— Пошли коменданту капитуляцию, — посоветовал царь, — авось он поумней своего собрата из Шлиссельбурга.

Комендант долго не размышлял, у него большой гарнизон — семьсот человек.

— Комендант велел передать, — доложил посланец, — что «крепость вручена ему для обороны».

Вечером заговорили русские пушки, а в пять часов утра 1 мая шведы выбросили белый флаг. Как и прежде, гарнизон отпустили со знаменем и снабдили провиантом до Выборга.

— Ну вот, слава Богу, и мы окончили поход, стали другой ногой на море Балтийском, — не скрывал радости Петр.

На следующий день семеновцы и преображенцы втянулись в крепость, а Петр заканчивал письмо Ро-модановскому: «Господь Бог заключительное место сие даровал. Извольте сие торжество отправить хорошенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было по обычаю стреляно».

К обеду вдруг показался бот с низовья Невы. Гребцы, видимо, спешили, усиленно выгребали против ветра и течения.

В палатке у Шереметева уже приготовились начать празднество, как вошел солдат, посланный Меншиковым:

— Велено доложить, на взморье появился неприятель с кораблями.

Не долго думая, Петр распорядился:

— Поперву поднять над Канцами шведский флаг. Никому не бродить в округе, полки под лесом держать, чтобы неприятель не узрел. Я сей же час пойду на розыск. Ежели швед объявится, сигналить пушками, ответствовать таким же числом.

…Вице-адмирал Нумере, как и в прежние кампании, едва сошел лед в Финском заливе, повел эскадру из Выборга к Ниеншанцу. Стоя на мостике, он внимательно всматривался в едва видневшуюся на горизонте крепость. Встречный ветер гнал воду в залив, значит, устье реки обмелело.

«Крепость должна иметь надежную опору с моря. Эти русские просочились уже в Ладожское озеро». Нумере недовольно поморщился, вспомнив о прошлогоднем бегстве в Выборг… Пришлось оправдываться в кругу друзей-приятелей, Анкерштерна и Шеблада: «Русские оказались не такими дурнями, как я предполагал. Они выждали, когда ветер стих совершенно и наступил полный штиль. На своих галерах они подобрались на зорьке, а я ничего не мог поделать, паруса повисли, словно простыни…»

— Герр адмирал, в Ниеншанце все в порядке, на крепости наши флаги, — доложил капитан.

Нумере кивнул головой и ответил:

— Передать на корабли — салютовать крепости и становиться на якоря.

Едва смолкли корабельные пушки, крепостная артиллерия Ниеншанца в ответ, как положено, двумя выстрелами приветствовала приход шведской эскадры.

На следующий день Нумере вызвал капитанов де-сятипушечного галиота «Гедан» и восьмипушечной шнявы «Астрильд»:

— Ваши суда с небольшой осадкой. Завтра снимайтесь с якоря и лавируйте к Ниеншанцу. Комендант крепости уведомит вас о необходимой помощи.