Ганнибал. Бог войны
Шрифт:
– Баал-Хаммон мне свидетель, помог бы! – с жаром подтвердил Ганнон.
– Значит, я прав. Нам нужен план, – заявил Клит. – Но особенно не надейся. Одно то, что нас двое, еще не значит, что все получится. Более вероятно, что у нас на глазах Гиппократа сбросят со стены.
Мрачное предупреждение не удержало Ганнона от улыбки. Теперь он был не один.
Глава X
– К этому можно привыкнуть, – сказал Матвей, подставив лицо склоняющемуся к горизонту солнцу. – Теплое солнышко днем. Приятный ветерок с моря. Никаких командиров
– Как и долбаных сиракузцев, – добавил Урций, плюнув с деревянной стены в направлении осажденного города.
Квинт не собирался спорить с товарищами. И правда, в последние недели жизнь немного успокоилась, но после ужаса неудачного штурма Сиракуз солдаты не видели в этом ничего плохого. Кроме того, было большой удачей, что командующий Марцелл не взял их часть с собой, когда недавно отправился преподать урок городам, объявившим себя союзниками Сиракуз. Мегару Гиблейскую он взял штурмом и сжег в назидание тем, кто бросает вызов Риму. Хотя победу и рассматривали как нечто большее, чем возвращение одного городка, римляне понесли большие потери… Хватит думать об этом! Временами Квинт задумывался, не сдают ли у него нервы, отчего испытывал стыд. Он не признавался в этом ни одной живой душе, даже Урцию. Но теперь вспыхнул.
– Нам бы не помешало встретить вражескую атаку, – сказал он с жаром.
– А? – Матвей посмотрел на него, как на сумасшедшего. – С какого перепою тебе этого захотелось?
– Солдаты коснеют, если не видят активных действий, – огрызнулся Квинт.
– Спятил, – сказал Матвей, постучав по голове. – Меня вполне устраивает еще немного побыть в стороне от сражений.
Раздраженный и немного обеспокоенный, что кто-то разглядит правду под его бравадой, Квинт немного прошел вдоль укрепления. Секция, какую они охраняли, располагалась близ основного лагеря и включала одни из проделанных через равные промежутки ворот, выходивших на Сиракузы. Ворота открывались, только когда посылали дозор проследить за возможной активностью противника. К счастью, такое случалось редко. До сих пор солдаты испытывали разумное почтение к смертоносным устройствам Архимеда. «Зачем рисковать жизнью солдат на ничейной земле, когда не планируется никакого штурма стен? – думал Квинт. – Марцелл не такой дурак. Он временно бережет силы для того времени, когда они понадобятся».
Ходили слухи, что в Сицилию направляется флот из Карфагена. Говорили, что он высадит войска на юго-западе. Это имело смысл. Там, на побережье, располагались города Гераклея и Акрагас, и почти до окончания предыдущей войны они служили оплотом Карфагену. Если слухи имели под собой основание, Марцелл не станет принимать вызов, решил Квинт. Несомненно, поэтому он и стал покорять городки вроде Мегары Гиблейской. Если слишком большая часть острова перейдет к Сиракузам и Карфагену, положение римлян в Сицилии окажется тяжелым для обороны, особенно если скоро прибудут тысячи карфагенян.
– Ставлю обол, что знаю, о чем ты думаешь, – откуда-то справа и сзади донесся голос Урция.
Квинт обернулся; ему не понравилось, что он не услышал приближения друга, и его по-прежнему раздражали собственные мысли.
– Ни о чем особенном.
– Врешь.
Уязвленный
– Все мы забиваем себе голову дерьмом, с ужасом думая о еще одном сражении, брат.
Юноша посмотрел в обе стороны вдоль вала; к счастью, там никого не было.
– Кто сказал, что я думал об этом? – с пылом спросил он.
– Это ясно как день при взгляде на твое лицо, Креспо. Почему? Да потому что все мы до одного думаем о том же! Тразименское озеро и Канны были ужасны, и мы никогда их не забудем, но побоище в гавани было чуть ли не хуже. Все утонувшие… – Урций состроил гримасу. – Человек не может без ущерба для себя видеть такие вещи. Снова испытать тот кошмар никому не захочется. Это нормальная реакция. У нас всех на душе одно и то же.
Он крепко сжал другу локоть. Квинта распирала масса чувств. Страх. Облегчение и гордость, что у него есть такой друг, как Урций. Любовь к человеку, который видит его слабость и не осуждает за нее.
– Когда придет время идти и сражаться снова, твои яйца съежатся, но ты будешь сражаться вместе с нами, верно?
– Конечно! – ответил Квинт.
Несмотря на возможный исход – смерть, – было бы невообразимо повести себя иначе. Товарищи значили для него все.
Урций перехватил его взгляд.
– И мы будем рядом с тобой. Что бы ни случилось.
Квинт прислонил свой пилум и щит к парапету и неуклюже обнял приятеля.
– Ты хороший друг.
– Как и ты для меня, – ответил тот, обнимая его в ответ.
Юноша почувствовал, как в уголках его глаз выступили слезы.
– Я и не знал, что вы парочка моллисов! – воскликнул Матвей.
Вместо ответа Квинт и Урций сделали непристойный жест.
– Берегись, а то и тебя оприходуем! – с плотоядной улыбкой предостерег Квинт.
В это время Марий, еще один из их новых товарищей, издал свист, означавший «идет начальство», и все с внезапным интересом стали наблюдать, что происходит за валом.
Простучали шаги по ближайшей лестнице, и Квинт рискнул посмотреть влево. Поднимался кто-то незнакомый.
– Ребята, глядите! Это не из наших, – проговорил он краем рта.
Урций двинулся вдоль вала, как и полагается часовому. Его друг остался на месте в надежде, что командир, кто бы он ни был, не задержится здесь надолго.
К его досаде, шаги вновь пришедшего остановились рядом с ним. Квинт оглянулся и отдал салют.
Подошедший, центурион, критически осмотрел солдата. Он был чисто выбрит, с квадратным подбородком, лет сорока.
– Вольно.
– Чем могу служить? – спросил Квинт, становясь «вольно».
– Значит, это Сиракузы, – сказал центурион, рассматривая стены вдали. – Укрепления внушительные.
– Так точно.
– И неудивительно: полагаю, они простояли полтысячелетия… Ты принимал участие в штурме?
«Он пришел с подкреплениями», – удивленно подумал Квинт.
– Так точно.
– Все было так плохо, как говорят?
– Так точно. – Юноша старался забыть, как погибли Волк и Невезучий, но не получалось.
Центурион хмыкнул.
– Вы только что прибыли, центурион? – рискнул спросить Квинт.