Ганнибал. Враг Рима
Шрифт:
— Сделаю все, что смогу. А ты следи, чтобы на алтаре всегда были подношения, — ответил Фабриций. — Пусть лары [1] будут довольны.
— Сам знаешь, я каждый день это делаю, — с деланым возмущением ответила Атия.
Фабриций кашлянул.
— Знаю. Как и ты знаешь, что я ежедневно молюсь Марсу и Юпитеру, прося о покровительстве.
Лицо Атии стало строгим.
— Ты все так же уверен, что Флакк — хорошая пара для Аврелии?
— А? — опустив брови, переспросил Фабриций.
1
Лары (лат. lares) —
— Он тот человек, что надо?
— Думаю, вчера он себя хорошо показал, — удивленно ответил Фабриций. — Немного самодовольный, безусловно, но что еще ждать от человека его происхождения и статуса? Он явно очарован Аврелией, и это хорошо. Амбициозен, представителен и богат. — Фабриций оглядел жену. — Этого мало?
Та сжала губы.
— Атия?
— Не могу сказать с уверенностью, — произнесла она после паузы. — Я ему не доверяю.
— Надо иметь что-то помимо пустых домыслов — по крайней мере, для меня, — чтобы разорвать брачное соглашение с таким человеком, — раздраженно бросил Фабриций. — Помнишь, сколько денег мы должны?
— Я не говорю, что тебе надо разорвать соглашение, — примирительно сказала Атия.
— А что же?
— Просто приглядись к Флакку, пока будешь в Риме. Ты проведешь с ним много времени. Это позволит тебе оценить его куда лучше, чем за один вчерашний вечер. — Атия погладила мужа по руке. — Я же не так много прошу, правда?
— Нет, — тихо произнес Фабриций, улыбнулся жене и наклонился, чтобы ее поцеловать. — У тебя талант в том, чтобы найти единственное гнилое яблоко в бочке. Поверю тебе еще раз.
— Не шути надо мной! — вскричала Атия. — Я говорю серьезно.
— Я знаю, любовь моя. И сделаю так, как ты сказала. — Фабриций постучал по краю носа. — Пока Флакк не давал поводов для беспокойства, но я буду внимательно за ним следить.
— Благодарю тебя, — не скрывая облегчения, проговорила Атия.
Фабриций страстно ухватил ее пониже спины.
— А теперь почему бы нам не попрощаться как полагается?
Женщина игриво поглядела на него.
— Отличная мысль, — согласилась она, взяв мужа за руку, и повела его в дом.
Спустя час в доме повисла мертвая тишина. С обещанием быстрой победы над карфагенянами Фабриций и Флакк отбыли в Рим. В полнейшей тоске Квинт принялся искать Ганнона. Работы по дому уже особо не было, и карфагенянин не имел возможности отказаться, когда Квинт попросил его выйти во внутренний двор.
Как только они остались одни, повисло неловкое молчание.
«Я не стану говорить первым», — с яростью подумал Ганнон. Он все еще не остыл.
Квинт поковырял носком сандалии мозаичный пол.
— По поводу вчерашнего вечера… — начал он.
— Да? — резко ответил Ганнон.
Его
Квинт подавил рефлекторное желание ответить резко и зло.
— Мне жаль, — резко сказал он. — Я был пьян и сказал не подумав.
Ганнон поглядел в глаза Квинту и понял, что, несмотря на тон, сожаление римлянина совершенно искренне. И тут же ощетинился. Он не ожидал такого поворота событий, но и не был еще готов сам пойти на мировую.
— Я раб, — буркнул он. — Ты можешь обращаться со мной как только пожелаешь.
На лице Квинта появилась боль.
— В первую очередь, и превыше всего, ты мой друг! — выпалил юноша. — И я не должен был разговаривать с тобой так, как сделал это вчера.
Ганнон молча осознавал слова Квинта. До того, как он попал в рабство, любой чужак, посмевший назвать его гуггой, остался бы как минимум с битой мордой. Но здесь и сейчас он должен был улыбнуться и принять извинения. «Ничего, это не надолго, — с яростью подумал Ганнон. — Пока что сделаю вид». И согласно кивнул.
— Очень хорошо. Я принимаю твои извинения.
— Благодарю тебя, — улыбнувшись, сказал Квинт.
Они не знали, что сказать еще. Несмотря на попытку Квинта извиниться, между ними будто разверзлась пропасть. Как патриот и гражданин Рима, Квинт всей душой поддерживал решение Сената непременно вступить в войну с Карфагеном. Ганнон, пусть и не имевший возможности присоединиться к войску Ганнибала, желал сделать то же самое, но на стороне своего народа. Это раскололо их дружбу, и ни один их них не знал, как преодолеть этот раскол.
Тянулись бесконечные мгновения, и они оба молчали. Квинту не хотелось говорить о надвигающейся войне, поскольку он понимал, что они оба испытывают сильнейшие чувства по этому поводу. Он бы с удовольствием предложил Ганнону потренироваться с оружием, но это выглядело бы скверной идеей. Как бы он ни доверял Ганнону теперь, все равно это был бы поединок карфагенянина с римлянином. Он раздраженно ждал, когда Ганнон заговорит первым. Злясь и пытаясь не выказать того, что он уже принял решение бежать, Ганнон тоже не открывал рта.
Обоим очень хотелось, чтобы здесь оказалась Аврелия. Она бы просто рассмеялась и в мгновение ока разрядила бы обстановку. Но ее нигде не было.
«Это бессмысленно», — подумал Ганнон и сделал шаг в сторону кухни.
— Лучше мне вернуться к работе, — сказал он.
Квинт раздраженно шагнул в сторону и буркнул:
— Да.
Уходя, Ганнон удивился сам себе, почувствовав печаль. Несмотря на всю их нынешнюю неприязнь, его и Квинта связывало очень многое. Та странная ситуация, когда его купили. Бой у хижины пастуха. Ганнону пришла в голову другая мысль. Ведь, наверное, Квинту очень многого стоило прийти и извиниться, учитывая разницу в их положении. А теперь он, Ганнон, надменно уходит, будто это он хозяин, а не раб. Карфагенянин обернулся, готовый уже извиниться, но было поздно.