Ганз Кристиан
Шрифт:
– Познакомься, Ясна, это твой брат.
Так вот Малая, про которую я все талдычу вам, это Ясна и есть. Понятно? Но мне привычнее ее Малая звать. Ясна как-то совсем уж не по-нашему. Слишком светло что-ли. И так слепит. Есть у Малой такая особенность – мерцать. Уж не знаю почему, но мне так кажется. Сидит она где-нибудь в уголочке куклами своими занимается, или рисует, или по хозяйству че делает. И как будто светится, да не просто, а так с переливами. Совсем чуть-чуть, но мне заметно. Я даже Мать спросил, видит ли она. Та только
Семейка у нас та еще. У одной искры в глазах, другая мерцает, и я в виде дополнения – волос нет, зато из рук чуть что пушки лезут.
***
Так я домой вернулся.
Денег, что скопить мне на вольных хлебах удалось, хватило только на то, чтоб Матери спальню оборудовать. И то не самый шик вышел. Я медицинское оборудование поставил, кислород там, автоматические инъекции. Сам не разбираюсь, но что Доктор сказал, все купил. Тут значит денежки мои и кончились. Мать отказывалась, само собой, ну прям в бой, но я настоял. И то ладно. Желтизна хоть это покойницкая с нее сошла. Но Доктор предупредил, что ненадолго это. Кто знает сколько я ей на свои грязные деньги жизни отмерил, может месяц, может полгода. Святой Иосиф разберется.
Я устроился на разборку в старых заводских цехах. Эту работенку механическим роботам не доверяют, потому что людей нанять дешевле. Мы стоим даже меньше, чем робот энергии потребляет. Но что-то платят. На пожрать нам хватает, Мать так считай вообще ничего не есть, а Малая носом раз клюнет и все.
Откуда взялась Малая Мать не сказала, а я не спрашивал. Тоже сирота видать. Ничего такая девченка, понятливая, только говорливая шибко. Молчит-молчит, потом как начнет балакать, так не знаю куда от нее деться. То расскажи, это поговори. И глазищами своими голубыми хлопает. Вся такая беленькая, прозрачная, хрупкая, кожа как будто мерцает, говорю же. Снегурочка, Мать про нее говорит. Одно плохо в ней – шибко она добрая и наивная. Нездешняя какая-то. Ох, тяжело ей будет в этом околотке.
Однажды прихожу со смены, она что-то шьет. Голову наклонила, скукожилась вся, как собака лесная. Что свет не включаешь, впотьмах сидишь, спрашиваю. А она голову прячет. Смотрю, мать моя, у нее бланш под глазом и нос покарябан. Это что, спрашиваю? Упала, говорит, со школы шла и поскользнулась. Школы, кстати, после Войны опять заработали. Упала, ага. Ну я чета замоханный с работы был, ладно, думаю, забылось.
Через пару дней снова. Синяк на скуле, нос распух. Одежда в грязи и порвана. Тут уж понятно, что дело нечисто. В наше время тоже было непросто, а во время Смуты и того хуже – там только успевай уворачивайся. Но я-то пацан, а она? Малая, одно слово. Допрос ей учинил. Кто, спрашиваю. Молчит, глаза отводит. Я с детьми не особо умею, тем более с девками. С пацаном было б проще, понятно дело.
Я на работу забил, дождался пока
Уже уходить собрался, вдруг слышу мат-перемат. Я само собой на шум рванул.
А там натурально замес какой-то. Дети, девчонки да пацанва совсем малолетняя. Половина орет, другие в футбол играют вроде. Ага, футбол, ногами бьют кого-то. Гляжу, а там знакомый шарфик у земли мелькнул. Ах же вы твари!
Я в круг вошел, пинков отвесил – не сильно понятно дело, дети все-таки. Кто-то сразу убежал, остальные на расстоянии встали. Наблюдают. Одна, постарше других, но тоже пигалица лет четырнадцать, наверное, вдруг нож достает и говорит, ты че, громила, а дальше такие слова добавляет, которые я только в армии узнал. В глаза смотрит, видно, что не боится, а рядом такие же две товарки, юбочки чуть ниже попы, бомберы пузырятся, все пальцы в татухах, одна трубу железную держит. Цирк одно слово.
Я быстренько у нее нож забрал. А малолетки эти не унимаются, гляжу еще и остальные вернулись. Самая наглючая, что с ножиком была, отскочила, но пасть вообще не закрывает. И по мне, и по Матери языком своим поганым ходит. На Малую показывает, я скажу типа и ее не на пику, а на кое-что другое посадят. Побольнее меня зацепить хочет. На эмоции бьет.
А у меня особенность такая неуютная есть – пистолеты выскакивают, когда лютую какую несправедливость или обиду почую. Клинит, короче. Контролировать не могу. Так сразу со сборки у меня повелось. Тоже вроде дефект, как у Аспида. Все мы там немного дефектные получились. Неудачный эксперимент. И сейчас прям сердце к кадыку подскочило, это как будто подкрался кто-то и собачье дерьмо с размаху в лицо или в рану грязным пальцем. Запястья зачесались. Думаю, спаси Святой Иосиф. Я ж нелегал почти. Смертоносное оружие на свободе. Узнают, прости прощай.
В ментовку сейчас тебя сдам, говорю. Дожили, ментовкой малолетнюю гопоту пугаю. А я, девка мне в ответку кидает, заяву напишу, что ты меня изнасиловал, знаешь, что по нынешним временам с такими делают.
Тут у меня бздыньк, крыша и отъехала. Боль адская, я аж вскрикнул с отвычки. Дуло в лоб ей упер. Она как увидела, что это не простой пистолет, а прям из запястья моего торчит, так у нее лицо аж потемнело. В глазах страх и небо отражается. Хорошо быть легендой. Про нас и прочих киборгов все слышали да не видел никто.
Конец ознакомительного фрагмента.