Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный

Родился я дважды проклятым. Во-первых, моим отцом был Ульрук, лорд Ульмсдейла на севере, и о нашем роде рассказывали ужасные истории. Моим дедом был Ульм, который привел свой народ в эту северную долину, разогнал морских разбойников, основавших Ульмпорт, и ограбил одно из зданий Прежних, забрав оттуда сокровище. Все знали, что это не простая драгоценность, так как

она светилась в темноте. После этого грабежа не только Ульм, но и все те, кто был с ним в том набеге, чем-то заболели и многие из них умерли.

К моменту моего рождения мой отец уже достиг среднего возраста. До моей матери у него были две жены и дети от них, но эти дети или умирали при рождении или же покидали этот мир в раннем детстве. Это были слабые и болезненные создания, но отец поклялся своей матери иметь наследника, и поэтому предпочел мою мать своей второй жене, когда ему показалось, что он уже никогда не дождется от нее сына.

Род моей матери тоже наложил на меня проклятие. Ее звали леди Тефана, дочь Фортала из Пальтендейла, расположенного дальше на северо-западе. Когда наш народ пришел в эти края, то нас предупредили, что здесь еще остались Прежние, которые выглядят не совсем так, как наши люди. Они вступали в связь с пограничными жителями и в результате на свет появлялись те, кто были людьми лишь наполовину.

Но мой отец страстно хотел иметь наследника. Леди Тефана недавно овдовела, к тому же имела здорового и крепкого двухлетнего ребенка. Звали его Хлимер. Мой отец не стал слушать разные слухи о кровосмешении с чужой расой и с полным уважением относился к леди. Насколько я знаю, она тоже желала соединиться с моим отцом, не обращая внимания на то проклятие, которое лежало на нашем семействе за похищение сокровища Прежних.

Мое рождение произошло раньше срока и при странных обстоятельствах. Моя мать направлялась в Святилище Гуппоры, чтобы принести ей дары и попросить сына и легкие роды. Но после дня пути у нее неожиданно начались схватки. Там не было никакого пристанища, и к тому же надвигалась буря. Поэтому ей и всей свите пришлось укрыться в том месте, которого люди обычно избегали — в одном из странных и внушающих страх строений, что остались от Прежних, владевших этими долинами задолго до того, как сюда пришли люди с юга.

Это строение было в прекрасном состоянии, как и все строения, созданные неизвестным народом. Казалось, что Прежние использовали заклинания, чтобы скреплять каменные плиты между собой, и их строения настолько успешно сопротивлялись времени и погоде, что даже создавалось впечатление, будто их покинули только вчера. Никто не мог сказать, для чего служили эти строения. На их внутренних стенах виднелись изображения мужчин и женщин, точнее тех, кто выглядел, как мужчины и женщины.

Роды были очень трудными, и женщины опасались за жизнь моей матери. А когда я родился, все они единодушно пожелали, что лучше бы я никогда не появлялся на свет. Когда мать увидела меня, она вскрикнула и потеряла сознание. И еще несколько недель после этого была не в себе.

Я был не таким, как другие дети. На ногах у меня не было пальцев, они скорее напоминали копыта, маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой, как ногти на пальцах. Брови над глазами располагались наклонно, а сами глаза были янтарного цвета, какого никогда не бывает у людей. Поэтому каждому с первого взгляда было понятно, что на меня наложено проклятие, хотя я был крепче и сильнее всех моих несчастных братьев и сестер, родившихся до меня. Но я не заболел и не умер. Напротив, я рос и становился все сильнее и сильнее.

Но моя мать не желала видеть меня. Она заявила, что демоны подменили ее дитя еще во чреве, а когда ей приносили

меня, впадала в такое состояние, что все начинали бояться за ее рассудок. Вскоре она объявила, что у нее нет детей, кроме Хлимера и, позднее, моей сестры Лизаны — прекрасной маленькой девочки без малейших отклонений от нормы. И в ней моя мать находила утешение.

Что касается меня, то я не жил в Ульмсдейле. Меня отослали на воспитание одному из лесников. Однако, хотя моя мать и отказалась от меня, отец все же навещал меня изредка, правда не представлял никому из родственников. Он дал мне имя Керован. Это имя носил известный воин нашего рода. Отец следил за тем, чтобы меня обучали владению оружием. Для этого он прислал ко мне Яго, одного из бедных дворян, который долго служил моему отцу, пока падение с горы не лишило его возможности более служить и выполнять свои обязанности.

Яго был настоящим воином. Он был не только мастером боевых искусств, которым можно обучить любого юношу с сильным телом и острыми глазами, но и мастером более тонкого искусства повелевать — искусства полководца. Отслужив отцу, он был вынужден в результате увечья вести совсем иную жизнь. Теперь он заставлял работать сбой мозг, как раньше заставлял работать свое сильное тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на котором он вырезал ножом планы сражений и четким почерком выписывал свои соображения по вопросам ведения войны и осады крепостей.

Яго путешествовал больше, чем любой другой житель нашей долины. Местные жители за всю свою жизнь отходили от места своего рождения не дальше, чем за три — четыре долины. Он же в юности плавал по морям с салкарами, опасными морскими грабителями, и бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойнее, когда я приставал к нему, прося рассказать об Эсткарпе поподробнее. Все, что он мне рассказал, это то, что заклинания и колдовство там также обычны, как у нас колосья на полях, что все женщины там колдуньи и держатся отдельно от мужчин, и что каждый должен ходить там осторожно, с оглядкой, и держать язык за зубами.

Я всегда вспоминал Яго с теплом и любовью. Он видел во мне просто юношу, а не монстра. Рядом с ним я забывал, что отлетаюсь от остальных людей, и был доволен жизнью.

Итак, Яго учил меня искусству войны, вернее тому, что должен был знать о войне наследник. Тогда он еще не знал, что такое настоящая война, и называл войной распрю между соперничающими лордами или же сражения с бандами преступников из Пустыни. Зимний голод и холод заставляли их нападать на нас, грабить наши амбары и захватывать теплые дома и холмы. Но оказалось, что война — вещь гораздо более серьезная и страшная. Оказалось, что это не игра по заранее разработанным и тщательно соблюдаемым правилам, вроде игр на доске, которыми у нас развлекаются долгими зимними вечерами.

Но если Яго обучал меня искусству войны, то Мудрый Человек Вайемен Ривал показал мне, что существуют другие пути жизни в мире. У нас всегда считалось, что только женщина может постичь искусство исцеления тела и духа, и Ривал казался своим соотечественникам таким же странным, как и я. Жажда знаний была у него также сильна, как у голодающего стремление добыть кусок хлеба. Иногда он уходил за травами, и не только в ближайшие леса, но даже в Пустыню. Возвращался он оттуда с огромным мешком за плечами, которому позавидовал бы любой странствующий торговец. Он был родственником Главного Лесничего и мог бродить по лесам без соблюдения каких-либо формальностей. Люди с опаской смотрели на Ривала, но когда заболевало животное или человек мучился от неизвестной болезни, то всегда просили прийти именно его.