Гаран вечный (сборник)
Шрифт:
В конце концов Джервис одержал верх. В лучах солнца исчез свет маяка, и теперь ифты не знали, сумел ли второй отряд побороть зловещий источник излучения. Айяр всей душой стремился в путь, но идти средь бела дня было невозможно, так как очки имелись только у четверых. Он пытался отвлечься, пристально вглядываясь в разбитую дорогу к разоренной роще. Но ничто не шевелилось на земле или в воздухе; лишь чувствовалось напряжение — как это бывает, когда враг собирает силу перед решающей схваткой.
— Айяр, — спросил Локатат, — ты говорил о женщинах и детях,
Айяр рассеянно кивнул. Все это осталось в далеком прошлом; теперь перед его глазами были только ниша и след в долине…
— А ты не знаешь, с какого участка?
Айяр нетерпеливо пожал плечами. Какая разница? Поселенцы были ему совершенно безразличны. Прежде он был рабом, потом превратился в ифта, — но никогда жители участка с их грубой и жестокой религией и мрачными обрядами не были ему симпатичны.
— Вот уж не знаю…
— Я так и думал. Прошло так много лет, я даже перестал их считать. Но иногда я вспоминаю, что был когда-то Дереком Винтерсом, вижу знакомые, знакомые лица, слышу голоса. Жизнь была такой грубой и невыносимо тяжелой, такой узкой, словно ни солнце, ли лунный свет никогда не достигали, ее дна. И никто не пел, как поем мы, ифты, познавшие радости Леса. И все-таки вспоминаешь… и задумываешься, как живут те, кого знал когда-то…
— У тебя остались близкие? — какая-то нотка в голосе друга тронула Айяра. У него ведь тоже осталась воспоминания о прежней жизни.
— Отец, который отправил меня в Лес, как только меня поразила Зеленая Болезнь, и плачущая мать. Я помню их слезы. Скорее всего, их обоих уже нет в живых; труд на участке не способствует долгой жизни. Наверное, я не узнал бы их, если бы встретил. По их понятиям я не был хорошим сыном. Это и привело меня к сокровищу, а потом превратило в ифта — те, кто к этому склонен, непременно схватят приманку и переродятся.
— Послушай! — Айяр повернулся к подъему, за которым сверкали обломки кристаллических деревьев. Что-то двигалось по разбитой дороге.
Айяр взобрался наверх и осторожно пополз к развалинам, зная, что Локатат следует за ним. Они укрылись среди призм кристаллов, разбитых стволов и ветвей. Люди, настоящие люди, шли ровным тяжелым шагом вверх по долине. Их было десять, все в униформе портовых рабочих, и шагали они бесстрашно, словно неведомая цель поглощала все их внимание.
— Опять роботы? — прошептал Локатат.
Айяр не мог определить, но это было вполне вероятно. Они были вооружены станнерами и бластерами, но оружие лежало в кобурах — слугам ЖДУЩЕГО было дано другое поручение.
— Возможно, ТО-ЧТО-ЖДЕТ держит в порту своих слуг для встречи и захвата корабля, — размышлял Джервис, глядя на марширующих.
— Тебе не приходило в голову, — спросил Райзек, — что Враг может быть вовсе не уроженцем Януса? ЖДУЩЕЕ могло прийти из космоса и теперь пытается вернуться туда. Что, если ОНО и раньше пробовало проникнуть на корабли, но ни разу не удавалось, и вот теперь делается новая попытка?
— Зачем же тогда поселенцы? — спросил Локатат.
—
— Но ларши, — прервал Джинджир, — были его слугами и прежде. Почему бы не пользоваться слугами из зеркал, если они для этого предназначены?
— У ЖДУЩЕГО могло быть несколько видов слуг, — сказал Джервис, — но твоя мысль не лишена оснований, Райзек. Ифты помнят только Янус. О природе ЖДУЩЕГО не имели представления ни мы, ни те, чьими индивидуальностями мы теперь обладаем. Если ЖДУЩЕЕ пришло из космоса столетия назад, то объяснимы и норы, похожие на коридоры космического корабля, и все прочее. Разве вы не видите? ЖДУЩЕЕ с самого начала было совершенно чуждо ифтам, не встречалось с ними, не чувствовало их мыслей именно потому, что ифты всегда были привязаны к этой планете, глубоко укоренились в ее земле, как их Великие Башни, и никогда не желали ей ничего другого. А мы можем понять мысли ЖДУЩЕГО именно потому, что сами были когда-то людьми и знали другую жизнь.
— Стало быть, мы больше подходим для того, чтобы иметь дело с ТЕМ-ЧТО-ЖДЕТ и разгадать его загадку? — спросил Мирик, ифт с того берега моря.
— По крайней мере, это предположение объясняет многое. ЖДУЩЕЕ всегда было чуждо ифтам. Раса, прикованная к планете, всегда может оказаться пораженной ксенофобией. Может быть, наше нынешнее отвращение к инопланетникам и всему, что с ними связано, — не просто элемент Зеленой Болезни, призванный держать нас подальше от нашего бывшего рода. Скорее, это отзвук того чувства, которое ифты всегда испытывали к чужакам. Для них, как и для нас теперь, ЖДУЩЕЕ — воплощение зла, но ведь для других все может быть иначе.
— Но ТО-ЧТО-ЖДЕТ было всегда. Кимон жил в пору Голубого Листа, и он уже знал ЖДУЩЕЕ А с тех пор ведь прошли века…
— Давно ли ты стал ифтом? — спросил Джервис.
Мирик прикусил губу. Айяр подумал, что тот считает годы.
— Я был Раулем Орсвайном, служащим Угольного Синдиката. Я приехал в 4570 году. В следующем сезоне я подхватил Зеленую Болезнь во время охоты на южных островах.
— А ты? — обратился Джервис к Айяру. — Ты пришел к ифтам последним. В каком году ты высадился на Янусе?
— В 4635-м.
— А я в 4450,— продолжал Джервис. — Кто из нас старше. Мирик? Значит, мы можем утверждать, что ифты живут больше двухсот лет. А Закатанцы доживают почти до тысячи лет — это самая долгоживущая раса из всех, известных в Галактике. Но много ли мы вообще знаем о Галактике, несмотря на все наши исследования? Что мы вообще знаем о том, как измеряют время на звездах? Может, есть такие расы, для которых жизнь Закатанца — один день?
— А если окажется, что ЖДУЩЕЕ не гуманоид? Или вообще не имеет ничего общего с другими расами? — предположил Райзек. — Или для НЕГО что ифты, что инопланетники — не более, чем животные?