Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— …в котором, как известно, девятьсот шестьдесят семь статей, — поддакивал Никита, — и из которых ничего нельзя понять…
— Но, но! Я говорю об уложении о чести и бесчестии…
Алеша обычно не вмешивался в эти споры, следуя мудрой пословице: «Audi, vidi, sili» — слушай, смотри и молчи. Да и о чем спорить? Алеше казалось, что правы оба. Но однажды он не выдержал:
— Саш, что ты все о себе да о дворянской чести? Шпагой можно защитить слабого, например, женщину!
С той поры друзья при всяком удобном случае подтрунивали над Алексеем, сочиняя
— Алешка! — крикнул Александр. — Хватит ногами болтать. Лучше становись в позицию. Будем отрабатывать фланконаду. Ты сегодня отвратительно дрался.
— Зато он хорошо дрался вчера, — разомлевшим голосом сказал Никита, — с Котовым… Ювелирная была битва. Но больше бряцать оружием не надо, это утомляет… Гардемарины, а где белая коза? Я к ней привык. Почему она не идет?
— Тьфу на вас!- обиженно сказал Алексей.- Как вы можете, право… Уже сутки прошли. Неужели замнут дело?
— Вряд ли, мой друг, — сказал Никита, обмахиваясь платком.
— Так чего тянут?
— Фискал рожу боится показать. Вот когда синяк чуть-чуть слиняет, он глазенапы свои красные почистит и пред глазами директора предстанет- так, мол, и так… А дальше колодки, Владимирка, Сибирь…
— Да ну тебя к черту. Голова идет кругом…
— Послушай, Алеша, когда мысли твои в смятении, — начал Александр патетическим тоном, — и голова идет кругом, возьми шпагу и разогрей мышцы. Это научит тебя презирать боль, очистит мозг от скверны и прибавит уменья в обращении с благородным оружием. Саша встал, одернул камзол, легким щелчком поправил манжеты, хотя этого и не требовалось, Сашин костюм всегда в безукоризненном порядке.
— Ремесло гладиаторов, — проворчал Никита и опять лег, закинув за голову длинные руки.
Алексей, по опыту зная, что Саша не отвяжется, вынул ноги из воды и долго махал ими в воздухе, пытаясь сбить капли.
— Башмаки надень, поскользнешься…
— Да ну… — бросил Алеша, разыскивая под лопухами шпагу.
В его больших, серых у зрачка и ярко синих по ободку глазах тоска: «Кой черт Сашке надо, чтобы я фехтовал? Почему я перед ним робею? И вообще иду у них на поводу… Оскорбление не достигает мудреца… И вот я как циник Крат… И Никита уже не советует повесить мне на щеку табличку! И еще зубоскалят: колодки, Сибирь!…»
— Начнем! Ты усвоил одни парады: кварту и винту, а нужно еще уметь рипост и контррипост…
Алексей встал в позицию и сделал выпад.
— Не так, не так, — тут же закричал Саша. — Нет в тебе настоящей злости. Шпагу держишь ватно!В бою главное крепкая, подвижная кисть. Слушай… Гамбург, а хочешь, Венеция… Ночь… Твой фрегат у причала, и ты пошел в таверну выпить стаканчик рома, а хочешь, пива… Та-ак! Теперь дегаже — выводи мою рапиру из линии прямого удара. Укол! Экий ты неловкий… Смотри на меня! Я не друг твой Александр Белов, я пьяный шкипер у таверны и обижаю даму. Видишь, она плачет? «Ух ты, мерзавец!- кричишь ты. Дегаже, укол!» Какого такого дьявола, сэр, какого черта, разрази вас гром!-
Потные фехтовальщики повалились на траву. Никита приоткрыл глаз.
— А если так… Ночь, Петербург, фрегат, кабак… И где-то на его задворках пьяный мужик таскает за косу свою дочь. «Вы что это делаете, сэр? — кричит наш горячий друг и выхватывает шпагу. Мужик повалится в ноги, а потом за это заступничество уж с дочкой посчитается…
— Любишь ты, Никита, Россию ругать, — крикнул Александр и навалился на разморенного приятеля.
Короткая схватка, и вот уже Белов лежит внизу, а Никита, скрутив ему руки, нравоучает:
— Главное, предугадать движение противника.» Сила отражается силой — так говорили древние. Дегаже, удар!
— Оленев, Белов, прекратите! Как вы можете? Вот ураки! Никита, оглянись, вон твоя коза пришла. Князь, тебя коза ищет!
Из-за кустов действительно появились сначала рога, потом аккуратная жующая мордочка.
— Где-то у меня был хлеб. — Никита сунул руку в карман.
Александр сбросил с себя тяжелое тело и, привалившись к вязу, начал приводить себя в порядок.
— В субботу спектакль, — как бы про себя сказал Алеша.
— На спектакль отпустят, — отозвался Никита участливо. — И потом нас еще не посадили. Вас посадят и выпустят, а меня и впрямь могут в солдаты списать. В прошлом году, когда Чичигов Василий уезжал в Кронштадт, уговорились мы, что через год-два приду под его начало. Вслед за Берингом мечтали пойти. А теперь…
— И что говорят по этому поводу жители Афин? — усмехнулся Саша.
— Жители Афин, а также государь Алексей Михайлович в своем уложении говорят, — Никита усмехнулся, — мол, береги честь смолоду…
— Как платье снову, — тут же отозвался Саша.
— Опять вы за свое… Честь! Знать бы что это такое!
— Я думаю. — В лице Никиты вдруг появилось задумчивое, даже растерянное слегка выражение. Алеша знал это грустное выражение, и особенно любил друга в эти минуты. — Честь — это твое достоинство, как ты сам его понимаешь. И если ты видишь неуважение достоинства твоей личности, — голос Никиты зазвенел, — то это надобно пресечь! Потому что… жизнь наша принадлежит отечеству, но честь — никому.
Саша посмотрел на Никиту восторженно.
— А неплохо сказано, а? Жизнь Родине, честь- никому! И отныне — это наш девиз.
Алеша вздохнул и стал надевать башмаки.
4
Утешая друга, мол, «на спектакль отпустят», Никита не догадывался, что даже гауптвахты Алексей боялся меньше, чем субботнего представления. Стать артистом его заставили бедность и страх.
Как уже упоминалось, стипендия курсантов составляла рубль в месяц. На эти деньги каждый должен был обеспечить себе мундир, квартиру и стол, а так как большинству учеников из дома присылали очень мало или ничего, то, чтоб не умереть с голоду, морские питомцы прирабатывали на стороне кто как мог.