Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— Ничего,ничего…- приговаривал Лукьян Петрович,глядя на грустное Сашино лицо и отмечая его отменный аппетит.- Пройдут эти заботы,- хозяин усмехнулся доброй улыбкой, — придут новые. Не горюй, голубчик… — И ни одного вопроса. Знал старик, что если водили ночью человека на допрос, то лучше его ни о чем не спрашивать. Молись богу да верь в справедливость его.
Утром Саша долго раздумывал, самому ли идти к Лестоку или ждать вызова, но все сомнения разрешились с появлением старого бравого драгуна, он щелкнул каблуками, сипло крякнул и сделал неопределенный жест рукой, который мог означать только одно- собирайся живо и следуй за мной.
Лесток
— Где Бергер?
— Остался в особняке на болотах. Он ранен, ваше сиятельство, французом, которого я опознал.
— Так это был он… Где опознанный?
— Уехал, ваше сиятельство,- Саша пошевелил губами, считая,- еще в субботу уехал в карете вместе с девицей.
— Вот как? И девица была с ним? Анастасия Ягужинская? Бергер ничего тебе не передавал?
— Бергер передал.- Саша приободрился, щелкнул каблуками,- что каналья-француз чуть жизни его не лишил и что при первой возможности, как только чуть-чуть окрепнет, он сядет на лошадь и предстанет перед глазами вашего сиятельства.
— Так и передал? — Лесток пристально рассматривал Сашу. — Расскажи-ка поподробнее, что у вас там приключилось?
«Его интересуют бумаги,-подумал Саша.- Эти самые письма,о которых толковал Бергер.Говорить о них или не говорить?… Проще будет, если я ничего не видел и не слышал». — И Саша повторил свой рассказ, добавив, что француз и Бергер имели длинный конфиденциальный разговор, который кончился дракой на шпагах.
— Ладно, иди, — сказал наконец Лесток. — Возьми за труды.
В Сашину руку перетек жидкий кошелек, и он склонился в поклоне.
— Из Петербурга не выезжать! Ты мне понадобишься!
Саша искоса взглянул в холеное лицо, на равнодушные глаза, на чуткие губы, которые в мгновение ока, по-актерски профессионально, могли придать лицу любое выражение, а сейчас были жесткими и брезгливо-надменными, и, пятясь, вышел из комнаты.
Лукьян Петрович встретил его фразой:
— А тебя здесь дожидаются.
— Кто? — с удивлением воскликнул Саша.
— Строгий господин… Иди в мой кабинет, там и потолкуете.
Лядащев сидел за столом над листом бумаги, на котором колонкой были написаны слова. Саша глянул мельком, увидел, что все они начинаются с «Ч» прописной. Лядащев неторопливо перевернул лист, умакнул перо в чернильницу и нарисовал маленький знак вопроса, который обвел кругом, потом квадратом.
— Садись. Мы с тобой не договорили вчера, — начал он дружески.
Саша с надеждой посмотрел на Лядащева, сейчас он скажет про крест, но тот стал задавать вопросы, и вопросы эти подняли волну смятения в Сашиной душе.
— Ты навигацкую школу кончил или в отпуску?
— В отпуску,- уверенно соврал Саша, не говорить же- в бегах.
— А когда ты уезжал из Москвы, берейтор этот ваш, Котов, в школе был? Я хочу сказать, он никуда не уехал?- Лядащев спрашивал, неторопливо расчерчивая лист бумаги, не поднимая на Сашу глаза.
— Как раз три последних дня я его не видел. Это было…- Саша назвал дату.
— У вашего Котова брат был. Ты не встречал его в школе?
— Брат? У Котова? Да разве у таких бывают братья?- едко рассмеялся Саша. — Я думаю,у него родителей-то не было, от крапивного семени вывелся в паутине, а вы… брат.
— Скажи, а фамилия… ну, скажем, Черемисинов, тебе ничего не говорит? А Черкасовы? А Черкасский?
«Так вот какой у него был список,- подумал Саша,глядя на исписанный кругами и ромбами лист. — Господи, так ведь это допрос. Самый что ни на есть допрос!» Что-то противно
— Если что узнаешь про Котова, будь другом, сообщи мне. Хорошо?
— Очень хорошо, просто замечательно,- с готовностью, но несколько отвлеченно согласился Саша.
— Ты сейчас у Лестока был? — круто переменил Лядащев тему разговора.
— У Лестока…
— Ну и что?
Саша пожал плечами и вынул из кармана кошелек.
— За поездку?
— Угу.
— А зачем ты вообще ездил? И куда?
Саша подробно описал дорогу, охотничий особняк, Бергера, сторожа, драку…
«Куда клонит он?- мучительно размышлял Саша.- Кто ему нужен- я, Котов или он к Алешке на мягких лапах подбирается?Рисуйте, Василий Федорович, я скорее язык себе откушу, чем сболтну лишнее».
— Понятно. Ты ездил опознать француза де Брильи и опознал. А Бергер зачем ехал?
— Наверное, за Ягужинской,- подумав, сказал Саша.- Она ведь была под следствием.- Отвечая так, Саша был спокоен, Анастасия была уже недосягаема для Тайной канцелярии.
— Скажи, а про некие бумаги… или, скажем, письма… там разговора не было? — Лядащев оторвался от рисунка и внимательно посмотрел на Сашу.
— Нет, Василий Федорович, при мне не было.
«Ах,как хорошо, как спокойно я ответил! Не отрепетируй я все это у Лестока да по тем же пунктам,оплошал бы, пожалуй. Ишь, как взглядом буравит… Допросы вы умеете вести, господин Лядащев! И что это за бумаги такие, что вы все на них помешались? Не мешало бы узнать…»
Еще несколько вопросов, так… вроде бы безобидных — как выглядит де Брильи да отчего вспыхнула драка- и Лядащев, спрятав исчерченную бумагу в карман, поднялся. Уже в дверях он, словно вдруг вспомнил, обронил неожиданную фразу:
— Тебя Пашка Ягупов зачем-то разыскивал. Говорит, увидишь Сашку, пусть приходит сегодня на маскарад.
— Маскарад? Где?
— Наверное, рядом у Имбера. Вон у твоего хозяина «Ведомости» лежат. Там все написано.
Как только Лядащев ушел,Саша схватил газету.«Надо искать отдел объявлений. Та-ак… «Продается беспорочная бурая лошадь… Привет от белокурой Марии…» Продается за излишеством женщина тридцати лет». А ты бы написал «за скверный характер…» Это не то…«Оставлены в забытии в зимнем дворце английские золотые часы…» Дурак безмозглый… Ага, вот! «В бывшем доме графа Ягужинского, что на Малой Морской улице, имеет место быть маскарад, где и всякое маскарадное платье за умеренную цену найти можно».
— В доме Ягужинского!- воскликнул Саша.- И действительно сегодня.
— Пойди, друг мой. Попляши. Погрей душу и тело, — раздался голос Лукьяна Петровича, который неслышно вошел в комнату и встал у Саши за спиной.
Маскарады в описываемое время были любимым развлечением петербургской публики.Тон задавала сама государыня. Двор веселился изысканно и бесшабашно. Из Парижа и Дрездена присылались описания праздников с подробными рисунками убранства залов и садов, с программами театрализованных представлений. Куртаги, балы, банкеты, комедия французская, итальянская и русская. Чем только не забавлялся двор? Но самым любимым видом увеселения был маскарад. В зимнем дворце Елизавета завела обычай, вернее даже сказать, повинность, не всегда желанную- все, имеющие доступ ко двору, обязаны были являться в маскарадные вторники. За неявившимися посылались гофкурьеры и чуть не силой везли в маскарад, а если кто проявлял упорство, то облагался штрафом в размере пятидесяти рублей. Болен не болен, покойник ли в доме — плати.