Гаргантюа и Пантагрюэль
Шрифт:
На корме второго судна был поднят старинный фонарь, искусно сделанный из прозрачного камня и указывавший на то, что им надлежит пройти Фонарию.
На корме третьего был выставлен красивый и емкий фарфоровый кубок.
На корме четвертого – золотой кувшин с двумя ручками, похожий на античную урну.
На корме пятого – великолепный жбан, усыпанный меленькими изумрудами.
На корме шестого – кружка, из каких пьют монахи; сделана она была из сплава четырех металлов.
На корме седьмого – воронка черного дерева с золотой инкрустацией.
На корме восьмого – драгоценный золотой бокал дамасской чеканки.
На корме девятого – ваза высокопробного золота, прокаленного на огне.
На корме десятого – чаша из душистого райского дерева, иначе называемого «алоэ», в персидской работы оправе из кипрского
На корме одиннадцатого – золотая, с мозаикой, корзина для винограда.
На корме двенадцатого – бочонок матового золота с украшениями из крупного индийского жемчуга.
Таким образом, всякий, как бы он ни был печален, разгневан, озабочен, уныл, будь то сам плаксивый Гераклит, не мог бы не возликовать, не улыбнуться широкой улыбкой при виде доблестной флотилии с такими отличительными знаками, не сказать, что мореходы – все до одного – бражники и люди добропорядочные, и не предречь с полной уверенностью, что их путешествие в оба конца будет веселое и вполне благополучное.
Итак, на «Таламеге» собрались все. Пантагрюэль произнес краткое, исполненное благочестия наставление, подкрепленное ссылками на Священное писание, имеющими касательство к мореплаванию, после чего была громко и внятно прочтена молитва, слова которой слышали и уловили все жители Талассы, высыпавшие на мол посмотреть, как будет происходить посадка.
После молитвы все стройно пропели псалом царя Давида, начинающийся так: Когда вышел Израиль из Египта… [716] Затем на палубе были расставлены столы и незамедлительно принесена еда. Таласцы подпевали отъезжающим, когда те пели псалом, а теперь они велели принести из дому как можно больше съестного и напитков. Все они выпили за мореходов. Мореходы выпили за них. Вот почему никто из всей флотилии во все продолжение пути не болел морской болезнью, не маялся желудком и не жаловался на головную боль, а между тем им бы так легко не избежать этих неприятностей, если бы они перед отплытием несколько дней подряд пили морскую воду, все равно – чистую или же смешанную с вином, ели бы айву, сосали лимонную корку, потягивали кисло-сладкий гранатовый сок, соблюдали долгую диету, обложили себе живот бумагой или выполнили еще какой-нибудь из тех советов, которые обыкновенно даются глупыми лекарями всем пускающимся в плавание.
716
…Когда вышел Израиль из Египта… – Эту цитату из псалма Давида (см. Псалтирь, 113:1) Рабле приводит во французском переводе поэта Клемана Маро (1496—1544), который был подвергнут критике со стороны Сорбонны.
После многократных возлияний все наконец разошлись по своим кораблям и в добрый час подставили паруса восточному греческому ветру, по которому старший лоцман Жаме Брейе наметил путь и поставил стрелки всех буссолей. Он и Ксеноман сошлись на том, что коль скоро оракул Божественной Бакбук находится близ Катая, в Верхней Индии, то им не годится обычный путь португальцев, которые, пройдя жаркий пояс, мыс Доброй Надежды и южную оконечность Африки за экватором, теряют из виду Северный полюс и делают огромный крюк; лучше-де возможно ближе держаться параллели Индии и обогнуть Северный полюс с запада – с тем чтобы, описывая дугу вокруг означенного полюса, находиться на высоте Олонской гавани, но ближе ни в коем случае не подходить, чтобы не очутиться в Ледовитом море и там не застрять. И вот если они будут, мол, строго придерживаться этого обходного пути вдоль одной и той же параллели, то полюс окажется у них с правой руки, к востоку, меж тем как при выходе в море он был у них с левой. Надобно заметить, что путь был выбран на редкость счастливо.
В самом деле, не потерпев крушений, не испытав бедствий и без всяких потерь, при безоблачном небе, за исключением одного дня, когда они стояли у Острова макреонов, они прибыли в Верхнюю Индию через три с лишним месяца, португальцы же совершают этот путь в три года и терпят притом бедствия неисчислимые и подвергаются испытаниям бесконечным. Я осмеливаюсь утверждать, что именно этим удачным путем следовали индийцы, которые направлялись в Германию и были потом с честью приняты королем шведским, – еще тогда проконсулом
Глава II
О том, как Пантагрюэль накупил на острове Медамоти [717] множество превосходных вещей
Ни в тот день, ни на другой, ни на третий они не видели суши и не заметили ничего нового, ибо этот путь был им уже знаком. На четвертый день глазам их открылся остров под названием Медамоти, коему придавало особую привлекательность и живописность великое множество маяков и высоких мраморных башен, украшавших всю его береговую линию, такую же протяженную, как береговая линия Канады.
717
Mедамоти – нигде (гр.).
Пантагрюэль осведомился, кто же этим островом правит, и ему ответили, что правит им король Филофан [718] , на ту пору бывший в отсутствии по случаю бракосочетания своего брата Филотеамона [719] с инфантою королевства Энгис. Тогда Пантагрюэль сошел на пристань и, меж тем как шлюпки грузились пресной водой, занялся рассматриванием картин, зверей, рыб, птиц и всяких экзотических и чужеземных товаров, коими торговали на набережной и на пристани. Это был третий день шумной и многолюдной местной ярмарки, на которую ежегодно съезжались все самые богатые и именитые купцы Африки и Азии.
718
Филофан – тот, кто хочет быть увиденным (гр.).
719
Филотеамон – жадный до зрелищ (гр.)
Брат Жан приобрел на этой ярмарке две редкостные и дорогие картины: на одной из них был весьма живо изображен человек, проигравший дело в суде, а другая представляла собой портрет слуги, который ищет хозяина, причем и проигравший и слуга были изображены во всем их своеобразии, резко означавшемся в их движениях, манере держать себя, наружности, ухватках, чертах и выражении лица, – задумал же и написал эти две картины мэтр Шарль Шармуа, придворный живописец короля Мегиста [720] ; брат Жан, однако ж, заговорил продавцам зубы и так ничего и не заплатил.
720
Шарль Шармуа, придворный живописец короля Мегиста… – живописец-маньерист родом из Орлеана, работал в замках Фонтенбло и в Сен-Мор-де Фоссе. Мегист – величайший (гр.); имеется в виду Франциск I.
Панург купил большое полотно: то была копия с вышивки, на которой в давнопрошедшие времена Филомела изобразила и представила сестре своей Прокне, как зять Терей лишил ее невинности и, дабы преступление его не раскрылось, отрезал ей язык. Клянусь концом этого негодяя, работа была на диво тонкая. Пожалуйста, не думайте, что это изображение мужчины, насилующего девушку. Это было бы очень неумно и очень грубо. Картина была совсем иного толка и далеко не так прямолинейна. Вы можете видеть ее в Телеме, – как войдешь в верхнюю галерею, сейчас же налево.
Эпистемон также купил картину – на ней были весьма живо представлены идеи Платона и атомы Эпикура. Ризотом купил еще одну, на которой была написана нимфа Эхо в подлинном ее виде.
Пантагрюэль попросил Гимнаста купить жизнь и подвиги Ахилла, изображенные на семидесяти восьми коврах, длиною каждый в четыре туазы, а шириной в три, вытканных из фригийского шелка и расшитых золотом и серебром. Первоначально шло бракосочетание Пелея и Фетиды, затем рождение Ахилла, его юность, как ее описал Стаций Папиний, деяния его и ратные подвиги, воспетые Гомером, его смерть и погребение, как их описали Овидий и Квинт Калабрийский, кончалось же все появлением его тени и закланием Поликсены, как это описано у Еврипида.