Шрифт:
В оформлении обложки использована фотография автора Free-Photos спо лицензии CC0.
***
Один не разберет, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мед.
Кому-то мелочь дашь, навек запомнит,
Кому-то жизнь отдашь, а он не поймет.
***
Ветер жизни иногда свиреп,
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно,
Страшно, когда черная душа.
***
Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена, можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница, но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая женщина.
***
Кто урод, кто красавец – не ведает страсть,
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.
***
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
***
Сорванный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение – дописано, а любимая женщина – счастлива, иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам.
***
Красивым быть – не значит им родиться,
Ведь красоте мы можем научиться.
Когда красив душою Человек, –
Какая внешность может с ней сравниться?
***
Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос.
Он носом тянется туда, куда душою не дорос.
***
Мы источник веселья – и скорби рудник.
Мы вместилище скверны – и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир – многолик.
Он ничтожен – и он же безмерно велик!
Омар Хайям.
Часть первая
Глава 1
Чабанская семья, нашедшая в один из уходящих теплых февральских дней новорожденного бедолагу, укутанного в чистое детское одеяло, выкопавшая его буквально из-под земли, который лежал и орал на всю округу под высокими синими горами, нарекла Гариб– обездоленный. Сначала его хотели назвать Гуругли, сыном могилы, воскресшим из кладбищенской ямы, как это делали в старину. Даже в народе все еще бытует одноименная народная легенда о нем. Ноблагочестивый милостивый сельский мулла, прочитавший Азан – молитву по случаю имя наречения, из добрых побуждений посоветовал аксакалу Низаму не связывать имя малыша с местом вечного покоя людей, а назвать хотя бы Гариб, так как его иначе нельзя было назвать… Пусть люди будут в отношении к нему более снисходительными, милосердными, жалостными, чем к остальным…
У старика Низама со старушкой Мехрибан никогда не было своих домочадцев. Если бы не эти коровы горожан, которых они пасли в зимнее время на джайлоо за гроши, вряд ли бы нашли такого прекрасного мальчика с темными глазами, которого им ниспослал на старости лет сам Господь.
Крик
Прорезалась первая зеленая трава из-под снега. Вокруг цвели красивые подснежники. Корова, заметившая торчащее личико малыша через проталины, улеглась рядом и подставила ему свое вымя, чтобы как-то успокоить подкидыша. А он, несчастный, охотно чмокал: с великим удовольствием сосал коровье вымя, приняв его за теплую материнскую грудь, и на время успокаивался.
Еще бы несколько дней, возможно, волки и лисицы, которые охотились в этих краях в зимнее время, растерзали бы малютку на куски. Слава Богу, его вовремя обнаружили… Мехрибан апа была ошеломлена, увидев такое чудо на окраине села под горами, и расплакалась от горькой жалости.
–Как так возможно? Звери!!! Разве можно человеческого дитя закопать живьем в землю. Господи, до чего дожили?! Неужели настал Час суда, неужели наступил долгожданный Конец света?! Безбожные. Горе мое, о, горе мое!!! – причитала старушка, держа в своих исхудалых морщинистых руках крошечного, сильно замерзшего малыша, чудом оставшегося в живых…
В это время не только из старухиных взоров, но и коровьих глаз текли слезы. Как будто вместе с ними плакали и величавые горы, похожие на старожилов-аксакалов, что стояли в тюбетейках и белых колпаках. Вместе с ними плакал и Низам ата…
Очевидно, Богу не была угодна гибель сорокадневного малыша. Поэтому лучи зимнего Солнца согревали его, как могли. И земля по мере возможности старалась быть для бедного дитя пухом…
– Даже волчица со своими волчатами так безжалостно не поступит, – бормотал старик Низамвполголоса. А тут мать – человеческая, чуть ли не стала убийцей собственной кровиночки. Да пропади ты пропадом, лукавая!– шептал старик.
***
Мать Гариба была эмигранткой из соседнего государства. Вначале устроилась официанткой в один из многолюдных городских ресторанов. В том году поступила и в вуз, так как здесь стоимость контракта была намного дешевле, чем у себя на родине. Если бы не эти легкомысленные подружки по квартире, возможно, она бы и не попала в один из местных притонов для “ночных бабочек”. Маргуба была очень красивой, миловидной девушкой. Она сводила с ума местную знать.К ней клеились самые богатейшие женатые мужики округи, которые готовы были платить за ночь с ней кругленькую сумму. Так проходили дни и ночи, пока в нее не влюбился один из богачей-клиентов. Так она стала любовницей, занимавшего солидный пост в одном из управлений города, – Саипа. Он снимал для нее двухкомнатную квартиру, хотя жил с семьей в районе для состоятельных людей. В вечернее время и выходные дни он водил Маргубу в рестораны, ночные клубы, сауны, пока она не забеременела…
С кем только не пришлось переспать ей до переезда в квартиру Саипа. Ее обожателями стали люди разных национальностей, слоев общества, куда она попала из родной деревни. Видимо, нужда заставила скромную, честную и порядочную девушку вести столь непристойный образ жизни. Она вечером со своими “коллегами по древнейшей профессии” выходила на “охоту”. С ярким, вызывающим макияжем, в узких майках и шортах. От нее за километр благоухало дорогими духами и запахом сигарет. Девушки каждый божий день стояли на обочине одной из центральных улиц города, пока их не разбирала на своих иномарках озабоченная молодежь. В районе стоял шум и гам. Клиенты открыто договаривались с проститутками, иначе их и не назовешь. Они даже не стеснялись вести “об этом” речь буквально в двух шагах от центральной мечети города. Куда ни смотри – девчонки в мини-юбках, жевали жвачки, порой, надували их ртом, пока образовавшиеся на их губах шарики не лопали. Словом, это напоминало прохожим эпизоды из западных кинокартин…