Гармония
Шрифт:
– И тут я помчалась на нашу кухню, – сказала Лилиан. – Ведь я тоже успела сосчитать звезды на его мундире.
– А я уже понял, с кем имею дело, – продолжал Вальтер. – Лил быстро вернулась, застегнутая на все пуговицы, а я по-прежнему стою с голыми ногами; она принесла пиво и лимонад. Наш гость отпивает понемногу, смотрит на нас невозмутимым взглядом. "У меня есть для вас хорошая новость, – говорит он нам так, как будто мы знакомы друг с другом целую вечность. – Я только что взял с налету укрепленные гарнизоны Р. и Г.". И с этими словами он берет лист бумаги у меня на столе, достает из кармана авторучку и начинает объяснять, как это произошло. "Наши союзники хотели атаковать с моря. А я был не согласен. Ночью я провел свою дивизию X. между высотами 116 и 109 и утром атаковал, взяв противника в клещи с
– А вы что на это ответили? – спросил Давид со своим идущим откуда-то из горла смешком.
– Какие-то глупости, – сказала Лилиан. – Стали говорить что-то вроде: "Великолепно, господин генерал, примите наши поздравления! Какая хорошая мысль пришла вам в голову!" Словом, чувствовали себя полными идиотами. Но генерал, похоже, остался доволен.
– Очень милый у нас главнокомандующий, – заключил Вальтер. – Одно удовольствие работать на него.
Последняя фраза заставила всех рассмеяться. Ее ждали, потому что и в этой группе тоже у всех у них, усталых и сытых по горло ужасами, в голове осталась только одна мысль: о работе, о том, что надо делать то, чему их научили. Никакой философии, сознание машиниста, внимательно наблюдающего за сигналами.
Машина, конечно, немного замедлила ход, но пока еще не затормозила.
– Я сейчас пришлю к тебе своего раненого, – сказал Вальтер Давиду. – Множественные раны от осколков, особенно в конечностях. На первый взгляд, никаких подвохов нет. Пока.
Он вернулся к себе в палату. Джейн с озабоченным видом сидела около первого. Вальтер вместе с Гармонией быстро сделал обход. Ситуация частично изменилась. Третья койка оставалась незанятой. Пятый только что вернулся из операционной, где Полиак ампутировал ему ногу выше колена. Он стонал во сне. Седьмая койка пустовала. Девятый – в операционной у Полиака, ждет ампутации. По поводу двенадцатого нужно принять решение, немного подождать, прежде чем отправлять. Десятый опять вел себя беспокойно: запланировать новую пункцию. Восьмой вышел два часа назад из рук Давида с оптимистическим прогнозом. Одиннадцатый, ранение в живот, тоже только что поступил.
– Шестого отправляй немедленно к Давиду, – сказал Вальтер. – Второго на выписку. За четвертым продолжай наблюдать.
Он посчитал свободные койки. Две, скоро будет три. В очень тяжелом положении у них, значит, двое – один с животом, другой – с грудной полостью, что не так уж много на троих врачей, с учетом того, что произведена одна ампутация, а еще одна делается как раз в эту минуту. Тут можно держаться. По сути, ничего катастрофического.
– Пока Джейн наблюдает за первым, займись еще и одиннадцатым, – сказал Вальтер Гармонии. – Никуда не уходи без крайней необходимости. Я пойду посмотрю, что происходит на сортировке.
Просторная палатка не была переполнена, что говорило о некотором замедлении новых поступлений.
– А вот и вы наконец! – заметил Фонда.
– Я был нужен Давиду.
– Мне вы тоже были нужны. Мы поговорим об этом потом, когда будет немного поспокойнее. А сейчас проверьте повязки вот тут (он показал на аккуратный ряд носилок, в общей сложности штук тридцать). Вам поможет мисс Бартон.
– У меня в моей палате несколько очень серьезных случаев.
– Если потребуетесь, за вами придут. Я приказываю. Выполняйте.
Бартон была высокой сорокалетней брюнеткой, которую Вальтер знал как довольно хорошего специалиста.
– Давайте обнюхаем, – сказал он ей, – и отправим как можно больше в тыл.
Обнюхать – означало быстро измерить пульс и давление, попытаться определить состояние раненого по его лицу и сведениям в истории болезни, а снимать и снова накладывать повязку лишь тогда, когда возникнут сомнения. Они начали, присев на карточки, продвигаться по указанному им ряду. Когда определить состояние раненого было трудно, они брали большие, с закругленными концами ножницы и разрезали бинты. Мисс Бартон изумительно ловко накладывала новую повязку, предварительно смазав рану йодом, отчего на лице пациента появлялась гримаса. Тут нужно было что-нибудь сказать раненому. Говорили, впрочем, только приятные и внушающие надежду слова, вроде: "Ну, тебе повезло… Пустяки… Две недели, и ты будешь на ногах…" Однако иногда им попадалось потухшее лицо, и это было плохим признаком. Из
– Я почти закончил. Добавил тебе еще одного больного. Устрой его на место двенадцатого, которого нужно эвакуировать, если он кажется тебе достаточно крепким.
У него немного закружилась голова. Он смотрел снизу вверх на эту высокую девушку, которая явно держалась на ногах лишь невероятным усилием воли. Потом возобновилась канонада.
– Вот это для тебя, как по заказу, – сказал он довольно зло, подняв к небу палец.
Она стремительно убежала. Он же сейчас чувствовал себя так, словно какая-то анестезия полностью лишила его страха. Хотя, похоже, на этот раз все оказалось более серьезным, чем накануне. Бомбили где-то на юге, за складом горючего. Грохот стоял такой, что не слышно было собственного голоса. Некоторые раненые, находившиеся не в очень тяжелом состоянии, пытались вскочить с носилок и убежать. Их удержали. Им сказали, что это все ерунда, что канонада стихает и что, как всем известно, под защитой красных крестов бояться нечего. Кстати, в общем и целом это было правдой. В пределах возможного и когда бомбардировка велась не с чересчур большой высоты, вражеская авиация старалась не попадать в медицинские подразделения, конечно, если хитрость не заходила слишком далеко и их не использовали в качестве прикрытия какого-нибудь гораздо более важного объекта. "Чтобы он провалился, этот их чертов склад горючего", – думал Вальтер. Потом осталась одна только зенитная артиллерия, стрелявшая для собственного воодушевления. Она была связана с радарами, которые информировали ее о ночных целях. По всей видимости, боеприпасов у нее хватало, и она тратила их с поразительной неэффективностью. Вальтер не припоминал случая, чтобы на его глазах сбили самолет не истребители, а кто-то еще. Впрочем, какого-либо определенного мнения у него на этот счет не было и он предполагал, что зенитки, наверное, представляют хоть какую-то помеху для самолетов противника.
Еще несколько не очень сильных бабаханий. Потом тишина. Только кое-где стоны.
– Господин майор, мы отобрали пять человек. Я могу вернуться к своим раненым?
– Давайте идите. Завтра мы поговорим о вашем подключении к этой работе помимо вашей службы: я должен знать, где вас найти в нужный момент.
Вальтер не возражал. Он знал, что завтра Фонда не будет ни о чем с ним говорить, потому что ему просто было нужно как-то продемонстрировать свою власть в момент разговора. Сейчас Вальтера гораздо больше беспокоила история с грудной клеткой, где, как он считал, можно было попытаться что-то сделать. «Живот» он уже видел. И здесь было сделано все, что можно, а вот "грудная клетка"…
Он вернулся в свою палатку и с тяжелым чувством увидел рядом с первым священника – такого же военного, как и все остальные, только с крестом на шее и рыжей бородой. В принципе Вальтер был с ним в хороших отношениях, и иногда в обед или ужин они садились за один стол, но ему не нравилось, что эта птица, разносящая дурные вести, залетает в угол, который находится под его, Вальтера, защитой. Он издали знаком попросил его подойти.
– Этот парень посылал за тобой?
– Нет. Просто я боюсь, как бы Господь не призвал его к себе.
– Дорогой кюре, мне Господь по этому поводу ничего не сообщил. И может быть, он вовсе не столь решительно, как ты думаешь, настроен покончить с этим человеком. Так что живи спокойно.
– Я выполняю свой долг.
– Ты выполнишь его, когда тебя об этом попросят, но не раньше. А то ты сеешь здесь у меня панику.
Он намекал на яростную перебранку, случившуюся месяц назад, когда «падре» в мистическом порыве громко потребовал от одного раненого, чтобы тот вручил Богу свою душу, а раненый отказался и так же громко потребовал, чтобы ему было дозволено увидеть жену и детей еще в этой жизни, а не в другой. То была ужасная сцена, потрясшая всю палату, и Вальер положил ей конец, попросту выдворив божьего посланника.