Гарнитур из электрических стульев
Шрифт:
— А я ему и не собираюсь верить, — усмехнулся Саша.
Он схватил старика за плечо и потащил в глубину квартиры.
— Прошу... вас... — задыхаясь, проговорил Сивоконь, — мне правда... очень плохо... сердце...
Завадский усадил старика в кресло и внимательно всмотрелся в глаза.
— Не знаю, — проговорил он неуверенно, — он и правда хреново выглядит. Только что ведь из больницы выписался. Может, действительно старик загибается?
Даша с сомнением посмотрела на старого авантюриста и спросила:
—
Старик кивнул: говорить ему было трудно.
— А нитроглицерин у вас есть?
— На... на кухне аптечка. Кажется, там был...
Даша отправилась на кухню, сказав Завадскому:
— Глаз с него не спускай! Может, это все актерство!
Вернувшись через минуту, она протянула Виктору Илларионовичу коробочку и спросила:
— Может быть, это ваш последний день. Скажите правду хотя бы раз в жизни. Признайтесь, зачем вам нужна палисандровая шкатулка?
Старик положил шарик лекарства под язык и в полубеспамятстве от боли и страха смерти проговорил:
— Монета... Там, в шкатулке, монета... Очень ценная... Потайное отделение...
И тут же он пожалел о сказанном. Нитроглицерин немного ослабил тиски, сжимавшие грудь, легче стало дышать, темнота перед глазами слегка рассеялась, и жизнь тут же стала тем, чем была всегда, — борьбой, в которой каждый — враг каждому и ты должен всегда успеть первым нанести удар. Эти двое были его врагами, и то, что он сказал им о монете, — ошибка, промах.
Виктор Илларионович подобрался, напрягся, чтобы продолжить борьбу. И Даша заметила происшедшую в нем перемену:
— Кажется, вам стало лучше. Тогда расскажите нам еще кое-что: где сейчас шкатулка?
Старик молчал, откинувшись на спинку кресла. Глаза его бегали по комнате: он лихорадочно обдумывал линию поведения.
— Она здесь? В этой квартире? — Даша огляделась и сделала шаг в направлении посудного шкафа.
Виктор Илларионович, несмотря на снова подступающую дурноту, приподнялся, останавливая женщину:
— Нет, здесь ее нет! Она у Шухера... Это тот человек, который был у вас в квартире. Он не отдал мне шкатулку...
Сивоконь не хотел, чтобы незваные гости устроили обыск у него в доме: шкатулки здесь, конечно, нет, но они могут найти немало ценного и, кто их знает, прихватят в качестве компенсации. С другой стороны, послать их к Шухеру, давно уже, как он знал от верных людей, убитому, совершенно безопасно. Там они точно ничего не найдут, а глядишь, еще и влипнут в какие-нибудь неприятности. Кроме того, ему хотелось, чтобы они ушли, скорее ушли из его квартиры.
Даша недоверчиво посмотрела на старика и спросила:
— Почему это шкатулка до сих пор у него? Почему он вам ее сразу не отдал? Ведь вы именно из-за нее навели этого вора на мою квартиру!
— Когда он обчистил квартиру, я, как назло,
— Он не знает, где вас искать, — повторила Даша слова старика, — а вы-то знаете, где искать его?
— Конечно, — торопливо ответил Виктор Илларионович и продиктовал Даше адрес покойного домушника.
Даша записала адрес и подозрительно взглянула на Профессора:
— Что это вы вдруг так расщедрились?
— Я... может быть, умираю, — почти искренне проговорил тот, преодолевая снова начинающуюся одышку, — мне уже ничего не нужно... А я так перед вами виноват... И хочу хотя бы немного загладить свою вину...
Боль в груди снова начала усиливаться, и Виктор Илларионович подумал, что его слова о близкой смерти вполне могут оказаться правдой.
Они ушли, оставив входную дверь открытой, но, когда приехала наконец «Скорая», врачу осталось только констатировать смерть жильца.
Лиза подошла к двери, вставила ключ в замочную скважину, повернула его, и вдруг ее обхватили сильные мужские руки, ладонь зажала рот, в ухо горячо зашептали:
— Только пикни, сука, шею сломаю!
Дверь распахнулась, Лизу втолкнули в квартиру. Ошеломленная, огорошенная внезапным нападением, она перевела дыхание, набрала в грудь воздуха, чтобы закричать что есть мочи, но удар кулака в солнечное сплетение выбил из нее воздух, Лизу втолкнули в комнату, швырнули на диван.
Она тряхнула головой, чтобы удержать ускользающее сознание, собраться с силами...
Комната качалась перед глазами, изображение было не в фокусе. Рослый мужчина нависал над ней, тяжело, яростно дышал, шипел с ненавистью:
— Сволочь продажная! Если хочешь жить, говори, на кого ты работаешь, кто тебя нанял?
Лиза всмотрелась в его лицо, вслушалась в злой свистящий шепот и наконец узнала Игоря Селезнева. Справившись с дыханием и чудовищным усилием воли влив в свой голос презрительную издевку, она усмехнулась:
— Тебя только здесь не хватало!
— Сволочь! — Игорь ударил ее по щеке, и Лиза почувствовала, как кожа на месте удара вспухла, побагровела, как будто ее обожгли огнем.
— Только это ты и можешь — бить женщину! — произнесла она с высокомерным пафосом, сглотнув солоноватую слюну.
— На кого ты работаешь? — снова рявкнул Игорь и ударил ее по второй щеке.
— Да пошел ты... — прохрипела Лиза.
— Ты у меня заговоришь! — Игорь подошел к телевизору и включил его, врубив звук на полную мощность. — Это чтобы ничего не было слышно! Можешь кричать сколько влезет, все равно никто не услышит! И не думай, что сумеешь от меня сбежать!