Гарнизон в тайге
Шрифт:
— По приказу начгара стреляют лучшие отделения, — ответил он. — Стрелковая задача нам знакома, давно отработана. — Он понимал, что не такого ответа ждали красноармейцы, но по-другому ответить не мог.
— Спите, — он торопливо направился к выходу из казармы.
…В ту ночь, когда Болвинов ночевал на стрельбище, разбушевалась непогода. Кропил мелкий дождь, туман стлался густыми космами по кустам и деревьям. Уныло шумела тайга. Неспокойное море билось о скалы. Волны глухо ревели, перекатываясь по твердому грунту берега, тяжело стонали. Казалось, воздух пропитался солеными
— Ну и погодка! — обеспокоенно говорил Болвинов. — Как бы нам не врезаться.
Комроты обращался к комвзвода, прохаживающемуся около палатки.
— Как думаешь?
— Стихия, — ворчливо отвечал тот, — она ни с чем не считается, — и, подойдя к Болвинову, проговорил спокойнее:
— Пустяки! Не в такую непогодь стреляли. Чуть бы туман приподнялся от земли. Мишени различить можно — и стреляй.
…Горел костер. Вокруг, подстелив еловые ветви, тесно прижавшись друг к другу, молча лежали бойцы. Волглые шинели их были надуты, как мешки.
Болвинов подошел к костру и сел на пустой патронный ящик.
— Было это в 1929 году, — начал комроты. — Меня тогда с отделением выделили в разведку. Нашей задачей было разведать, засели ли белокитайцы под Мишань-фу. Выехали мы рано с заставы. Вот такой же туман был: в глаза коли — не видать. Обмотали копыта лошадей тряпками. Идем. Кони не фыркнут. Никто не кашлянет. Разведка. Как вел нас командир, я не знал. Собака и та, пожалуй, заблудилась бы. А туман страшенный: то густо, то сразу пусто. Ехали, ехали, — вдруг, словно кто занавес отдернул, перед нами горы и навстречу нам…
Болвинов сделал длительную паузу, оглянул окружающих. Лица красноармейцев оживились.
— Навстречу нам летят… две вороны…
Грянул смех. Ветерок тронул ели, и они тоже затряслись словно в смехе, как бы осыпая с себя туман. Комроты сделал паузу и серьезно продолжал:
— Навстречу нам тоже тихо, крадучись, обмотав копыта лошадей, шел эскадрон белокитайцев. Эскадрон — на эскадрон. Что же, вы думаете, решил наш командир?
Посыпались самые неожиданные ответы. Каждый старался решить правильнее задачу за командира эскадрона. А Болвинов молчал. Он был доволен, что пробудил в красноармейцах интерес, вызвал их на спор о тактике.
Пелена тумана неожиданно прорвалась. Сразу стало светлее. Туман сполз с гор, обнажая тайгу, и, чуть приподнявшись, повис над темно-синим морем.
Блеснули лучи солнца, и сразу померк огонь костра. Красноармейцы поднялись.
— Осмотреть и приготовить пулеметы! — раздалась команда Болвинова.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Шехман с вечера приготовил расчет, занес данные в планшет, лично проверил орудия. Пять лет артиллерист. За эти годы выработалась привычка определять состояние орудия и готовность прислуги к стрельбам без ошибки. Главное — быть уверенным и спокойным.
И все же, готовясь к стрельбам, Шехман всегда был чуточку неспокоен. Ему казалось, что не все сделано. Чтобы не ошибиться, он еще раз проверял расчеты.
Первое крещение артиллериста он принял в бою
С тех пор Шехман не мог быть спокойным, ему всегда казалось, что стрельба от учебной может снова перейти к боевой, как в памятный 1929-й год. У него выработалась привычка, выезжая на стрельбы и на учения, прикреплять к гимнастерке боевой орден. В другие дни он не носил его.
— Боевая награда для боевых дней, — говорил Шехман.
По приказу Мартьянова батарея должна занять огневую позицию в 8.05. Над тайгой показались проблески утра. Комбат с бойцами уже осматривал орудия, проверял приборы, словно за ночь они могли измениться. Он приказал молодому красноармейцу Бельды выехать на наблюдательный пункт и сделать столик для вычислений.
Связист Кирюша Бельды оседлал коня. До огневой позиции три километра. Пока едешь, можно о многом передумать.
Вчера политрук сказал, что каждый выпущенный снаряд стоит сотни рублей. Какие дорогие снаряды! Разве можно подкачать в стрельбе? Всю зиму готовились, а сегодня у батареи первые стрельбы.
У наблюдательного пункта Бельды расседлал коня, пустил его на пастбище. Боец подошел к крутому обрывистому берегу и засмотрелся на проснувшееся море. За дальней сопкой вставало солнце. Лучи его блеснули на росистой траве, рассыпались в море.
Теплый ветер ласково погладил лицо Кирюши, потрепал изумрудную березку. Листва ее нежно зашептала знакомое Кирюше с детства. Тайга всегда пела ему свои песни. Море, как мать, кормило. Что могло быть ближе и дороже тайги и моря для Кирюши? А ветер спустился вниз, тронул воду у берега и исчез с волной в необъятной морской синеве.
Что же он стоит и смотрит? Смотреть хорошо, но Кирюше надо делать столик.
— Я буду с телефоном здесь, командиру, значит, лучше быть там, — рассуждал боец, приступая к работе. Бельды тихо насвистывал песню. Придерживаясь за сухостойку рукой, он сделал большой взмах, и топор, попав на сучок, отскочил в сторону. Роса на траве окрасилась в малиновый цвет. Кирюша выхватил из кармана платок и перевязал руку. От обиды он готов был плакать. А вдали уже гремели колеса, фыркали лошади. Столик не готов. Что он ответит командиру? Кирюша Бельды забывает про боль в руке и доделывает столик.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Штабная палатка. Гейнаров развернул перед Мартьяновым большую карту. На ней командир ясно видел лес, горы, поля, дороги, речушки, овраги — видел весь театр предстоящего «сражения». Противник появится внезапно. Скорее это будет десант, высаженный на берег. Мартьянов определил вероятное место появления противника и заранее сосредоточил огневые средства в этом направлении, не оставляя вне поля наблюдения остальной фронт, ломаной линией очерченный на карте красным, карандашом.