Гарпии, летящие над утром
Шрифт:
Оставив в покое собеседника, которого сразу вынесло за пределы планировки, не спеша подшаркал и встал за спинами третий. Подшаркал, в общем, оглобля немытая, встал за спинами и стоит. изучает. И пока я ловил краем глаза прилегающие окрестности, всю географию и пересеченный рельеф, прикидывал, значит, что тут к чему, я не переставал присматриваться к самому квадратному из представленных здесь сегодня подбородков, уже разглядев, что до ближайшего поворота бежать не так уж далеко, – как сзади вдруг бесцеремонно выдохнули, меня крепко хлопнули по плечу, и изумленный комендантский голос начал произносить какую-то речь, но я не дал ее закончить.
Я даже додумать
Какое-то время мы все наблюдали, как собеседник совершает на полу приседающие упражнения, но мне все это время чего-то не хватало. То есть я смотрел, как он спускается с небес на землю, и пытался понять, чего мне не достает, с тревожным чувством прислушиваясь к сигналам, шедшим откуда-то со дна моего сознания. Словно вот я только что должен был, просто обязан совершить нечто важное, исключительно полезное, нечто, обещавшее долгожданные изменения климата к лучшему, – и не сделал. При полной тишине болезный пахарь, согнувшись пополам, плотно прижимал голые волосатые коленки друг к дружке, как бы всем сердцем стремясь к ним локтями, начиная раскрывать черный рот. Тут я вспомнил.
Я старался быть кратким. Время поджимало, мы все чувствовали это, теперь даже конец коридора не выглядел таким близким, как раньше, однако я сделал полный разворот еще раз, от самой пятки с отчетливым треском врезал по наиболее кубической из представленных здесь сегодня челюстей, успев подвернуть кулак и перенести вес тела, после чего взял исключительно хороший разбег, надеясь успеть первым и успеть в хорошем отрыве.
Это всегда грамотно – выбрать из обстоятельств то, которое громче всех падает, с тем чтобы затем подойти к остальным уже менее предвзято. Сравнительная этология видов великая вещь, она рекомендовала что-то еще, что-то про последствия, но всех деталей я уже не помнил. Я слышал сзади учащенное сопение и дробный топот башмаков, сзади шли ровно, по-деловому, там явно знали, что делали, я тоже подстроился под общий ритм. Какое-то время мы шли шаг в шаг, сохраняя единый настрой, я впереди – обстоятельства сзади, потом коридора стало больше, а света меньше. Если бы я тоже знал, куда мы все бежим, я бы задействовал все ресурсы из доступных, пока я просто старался быть экономным. Я не смотрел по сторонам, не заглядывал в случайные пролеты и не торопил события, места были незнакомые, и я в них не ориентировался, затем мы пересекли некую официальную часть, и теперь шли, как на дистанции забега с барьерами. Партнеры предложили новый темп, я их поддержал, там с грохотом собирали по пути все стулья, которые я сосредоточенно им поставлял, горшки и хрупкий декор тоже летели на пол, с ними не церемонились. Потом пошла пересеченная местность.
Я едва успел свернуть за угол, как над моей головой прошел, неторопливо переворачиваясь в воздухе, стул темного дерева, с хрустом сходясь с косяком и расходясь на фрагменты; дверь подвала налетела на меня черным изъяном, провалившись в нее, я одномоментно преодолел все скользкие каменные ступеньки, сколько их было, после чего влетел в обжигающе ледяную лужу. Лужа оказалась
По густой, глянцевой, тускло отсвечивавшей поверхности скользили масляные круги. Преследователи смотрели, оценивая обстановку. Они оба уже присутствовали на последней ступеньке, ведущей к водным процедурам: один на корточках, свесив с мясистых ляжек кисти рук и задумчиво глядя в мою сторону, другой, придерживаясь за плечо сидевшего товарища, освободил ступню от исполинского башмака и теперь осторожно пробовал кончиком большого пальца воду непосредственно у парапета. Вода в их планы явно не входила.
Я беззвучно засмеялся. Я вам не инфузория с туфелькой, подумал я. На неделю активной жизни можно рассчитывать. Если удастся найти чистую воду.
…То …сь? …сь? ..?
Шарканье усталых ног. Шаркающий отзвук.
Звон редких капель, пронзающих мертвый горький сумрак.
Влажные, шлепающие, лязгающие голоса вонючей воды, которая и не вода вовсе, – словно бы не здесь и не отсюда. «Спа-ать… – невнятно проблеяли над ухом. – …ть …ть …»
«Спаааа-а-а-а… ть…»
Где-то дальше сухой, слабый и дрожащий со сна голос произнес надтреснуто: «Послушай, дружок, что я тебе сейчас расскажу…» – однако его перебил другой, более отдаленный и зычный:
…Кто здесь? Кто здесь?
Скажите мне, какие у него цели, – и я скажу вам, какие ему близки средства…
Звон редких капель.
Эхо, запертое в гортань коридора и неспособное найти выход.
…Мммммммммммолоток… к… к....
…на выборе целей и средств всегда кто-то сидит. Если не окружение, то глупость, и всякий, кто пытается выбирать, должен рано или поздно смыть, вычеркнуть себя из списка живых, просочиться насквозь. Или остаться и стать другим.
Так какие у него цели?
…Кто здесь?
…Если он – нестандартно оттесанный камушек в бесконечной череде четко и давно уложенной брусчатки, то у него проблема. Он неправильный. Ему холодно, ему, бедному, неуютно, пока его не успели оттесать, как нужно, как это здесь принято. Но он, видимо, все-таки твердый камушек, раз его еще до сих пор не оттесали.
Ничего, оттешут еще… Как нужно. Значит – будут лететь искры, значит – …
Дурачок, спать же! …спаааа-а-а… ть… ть…
Голь замкнутого пространства. Спать как-то никто не соглашался. Только сопели шумно.
Голень шагающих капель.
…к …Ммммолоток… к… к…
Мне нравится.
…Кто здесь?
…Или вы закроете рты, или я приму меры. Говорю вам: здесь кто-то есть.
…А это на горизонте маячат фигуры рабочих. Они деловито влекут за собой нужный инструмент, и уже готова подняться вокруг недоразумения суета, и уже явственно рядом натужное сопение: а н-на тебе!..
Чтобы не высовывался?
Что все это значит?
Значит?
Значит, старый вопрос.
Так какие у него цели?