Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО
Шрифт:
Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».
— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?
— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.
— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!
Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.
— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?
С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной
— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.
Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.
Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:
— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?
Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.
— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.
— А Вы… простили меня?
— Ты не виноват. Мы хотели от тебя взрослого поступка, а держались с тобой, как с ребёнком.
— Зачем ОНА, — Гарри не мог заставить себя произнести имя жены Снегга, — сделала это?
— Юлия сделала то, что подсказывало ей её сердце. Слабость… любовная истома, которую на миг ощутил Волан-де-Морт, стала в конечном итоге для него гибельной. Он потерял ориентациию. Заблудился, как ребёнок, не знающий ласки. Был ослеплён, опьянён и обессилен одновременно. Юлия ведь разбила пузырёк с Любовным эликсиром. А его хватило бы, чтобы поразить целую дивизию, — Будогорский мечтательно улыбнулся. — Знаешь, Гарри, я принял решение вернуться на историческую Родину.
— В Россию? — упавшим голосом уточнил Гарри.
— В неё, голубушку.
— Что Вы будете там делать? — скучным голосом спросил Гарри.
— Работать. Я ведь врач по первому образованию… Растить детей… если повезёт.
— А
Гарри — как это не стыдно — хотелось заплакать. Даже зареветь. В голос.
— Ну, что ты, — Будогорский привлёк его к себе. — Боюсь, что я привязался даже слишком: к Хогвартсу, к тебе и твоей честной компании… Слышал когда-нибудь, что у кошки девять жизней? У человека столько же — если не больше. Каждая веха — новая жизнь. Так что пора мне начинать новую жизнь.
— Вы всё-таки женитесь?
— Мы уже поженились, — Барин продемонстрировал золотой ободок на безымянном пальце.
— Когда вы успели? — ахнул Гарри.
— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Будогорский. — Шучу.
— Я знаю, что всё это значит! — озарило вдруг Гарри. — Вы любите жену Снегга. И бежите отсюда по этой причине. И готовы бросить из-за этого…
— Тихо-тихо-тихо… — поспешил утихомирить его Ростислав Апполинарьевич. — Вот ты и научился читать в сердце, как в открытой книге.
— Для этого не надо быть чародеем.
— Думаешь, Северус тоже может о чём-нибудь догадываться? — Барин подозрительно посмотрел на Гарри.
— Я не знаю.
— Значит, надо быстрее сматываться, — и он откинулся на подушки.
— Я увожу Юлю с собой, — безапелляционнм тоном заявила Людмила Семёновна Северусу.
— Но…
— Что «но»? — брови тёщи сошлись на переносице.
— Северус, — Юлия погладила мужа по руке, — так будет лучше. Дома я быстрее оклемаюсь.
— Разве тут не твой дом?
— Чужая сторона и без ветра сушит, — едва слышно прошелестела Юлия.
— Что верно, то верно: родная сторона — мать, чужая — мачеха.
Это приковылял Будогорский. Он галантно поцеловал Юлькиной матери руку и увёл её от назревающей ссоры. В последнее время то и дело между супругами возникало, мягко говоря, недопонимание. Будто тот поцелуй установил меж ними стену. Снегг — так же как и Гарри — не понимал, зачем это нужно было делать, а Юля не могла объяснить. Импульс… Тогда это казалось единственно правильным, теперь — глупым. В итоге они признали, что расстаться на время будет им на пользу. Хоть и он, и она ссылались на благотворное влияние Родины на ход лечения Юли. Через несколько дней Будогорский с Катериной и Людимила Семёновна с Юлией прощались в Хитроу с Северусом. Их пришли проводить многие, но присутствие Снегга — как сторожевого пса — пугло. Они предпочитали наблюдать сцену прощания издалека. Юлия сидела в инвалидном кресле. Лицо Снегга, по обыкновению, оставалось непроницаемым. Лишь когда мать Юли покатила коляску с дочерью к самолёту, хогвартцы рискнули подойти к Будогорскому. Было заметно, как Катерине приятно, что её обожаемый муж столь любим всеми. На её некрасивое лицо, казалось, падал отблеск красоты её супруга. В свете последних событий что-то мученическое появилось в благородных чертах Ростислава, от чего он стал схож с Иисусом (каковым его изображают в библейских сюжетах). Северус промаршировал мимо своих экс-учеников, не обменявшись ни единым словом приветствия.
— Эй, упрямец! — крикнул ему вдогонку Будогорский. — Миргородский ждёт тебя! Как только уладишь с ним все дела, телепортируй. Мы встретим тебя в Пулково!
Нечто человеческое шевельнулось в лице Снегга, когда он обернулся к другу. Но, видя, как все взоры обратились к нему, ссутулился и зашагал прочь.