Гарри Поттер и филосовский камень
Шрифт:
«Я серьезно, Гарри, не ходи». Но у Гарри в голове засела одна единственная мысль – вернуться к зеркалу. И Рон его не остановит. В третью ночь он нашел дорогу быстрее, чем раньше. Он шел быстро, хотя и понимал, что производит шума больше чем надо, но, тем не менее, никого не встретил. Ему снова улыбались мать и отец, а один из дедушек обрадовано кивал головой. Гарри присел на пол перед зеркалом. Ничто не могло удержать его в желании провести всю ночь со своей семьей. Ничто на свете. За исключением одного…
«Итак, ты снова здесь, Гарри?» Гарри почувствовал, как у него заледенело
«Я не заметил вас, сэр».
«Странно, насколько близоруким может сделать тебя невидимость», – сказал Дамблдор, и Гарри почувствовал облегчение, когда увидел, что тот улыбается.
«Итак, – произнес Дамблдор, соскальзывая со стола и усаживаясь на полу рядом с Гарри, – ты, как и сотни людей до тебя, открыл наслаждения зеркала Джедан».
«Я не знал, что оно так называется, сэр».
«Но, я думаю, теперь ты понял, что оно делает?»
«Оно… ну… оно показывает мне мою семью…»
«А твоему другу Рону, оно показало его главным префектом Хогвартса».
«Откуда вы знаете…?»
«Мне не нужен плащ, чтобы стать невидимым, – мягко сказал Дамблдор. – Так можешь ли ты теперь сказать, что всем нам показывает зеркало Джедан?» Гарри покачал головой.
«Позволь мне объяснить. Счастливейший человек на земле сможет использовать зеркало Джедан как нормальное зеркало, то есть, он посмотрит в него и увидит себя таким, какой он есть. Это поможет тебе?»
Гарри задумался и медленно сказал:
«Оно показывает то, что мы хотим… что бы это ни было».
«И да, и нет, – спокойно ответил Дамблдор. – Оно показывает ничто иное, как глубочайшие, безнадежнейшие желания, скрытые в наших сердцах. Ты, никогда не знавший свою семью, увидел, как они стоят вокруг тебя. Рональд Висли, всегда бывший в тени своих братьев, видит себя в одиночестве, лучшим из всех. Однако зеркало никогда не расскажет нам правду. Люди чахли перед ним, завороженные тем, что видели, или сходили с ума, не зная, показывает ли оно реальное или хотя бы возможное.
«Зеркало завтра будет перенесено в другое место, Гарри, и я прошу тебя не искать его снова. Если ты когда-нибудь снова с ним столкнешься, ты будешь готов к этому. Не стоит жить в мечтах и забывать о жизни, помни об этом. Так почему бы тебе снова не надеть этот прекрасный Плащ и не отправиться в постель?» Гарри поднялся.
«Сэр, профессор Дамблдор, можно вас о чем-то спросить?»
«Ты уже только что это сделал, – улыбнулся Дамблдор. – Но, тем не менее, можешь спросить еще о чем-нибудь одном».
«А что видите вы, когда смотрите в это зеркало?»
«Я? Я вижу себя с парой толстых шерстяных носков». Гарри в удивлении поднял на него глаза.
«У меня никогда не хватает носков, – пояснил Дамблдор. – Прошло еще одно Рождество, а мне не подарили ни одной пары. Люди упорно дарят мне книги». Только когда Гарри вернулся в постель, ему показалось, что Дамблдор мог покривить душой. Но ведь это, подумал он, стряхивая Скабберса с подушки, был очень личный вопрос.
Глава
Дамблдор убедил Гарри, что он не должен больше искать зеркало Джедан, и до конца зимних каникул плащ-невидимка пролежал на дне его чемодана. Гарри хотел бы так же просто забыть, что он видел в зеркале, но не мог. У него начались кошмары. Ему снились родители, исчезающие во вспышке зеленого пламени, и холодный смеющийся голос.
«Вот видишь, Дамблдор был прав, зеркало может свести с ума», – сказал Рон, когда Гарри рассказал ему об этих снах.
Эрмиона, вернувшаяся за день до начала семестра, имела другой взгляд на вещи. Она пришла в ужас от мысли, что Гарри не спал, блуждая по школе три ночи подряд («Если бы Филч тебя поймал!») и была очень разочарована известием, что они еще не выяснили, кто такой Николя Фламель. Они уже почти потеряли надежду, найти его где-нибудь в библиотечной книге, хотя Гарри все равно был уверен, что где-то видел это имя. Но поскольку семестр начался, у них опять было десять минут на перемене, чтобы пролистать книги. У Гарри даже меньше времени, потому что у него снова начались тренировки по квиддитчу. Вуд гонял их гораздо больше обычного. Даже бесконечный дождь, ливший вместо снега, не мог испортить ему настроения. Висли говорили, что у Вуда поехала крыша, но Гарри был на его стороне. Если они выиграют следующий матч, против Хаффлпаффа, они обгонят Слитерин в чемпионате колледжей, первый раз за семь лет. И кроме желания победить, Гарри замечал, что после тренировок ему не снятся кошмары. Но в один особенно мокрый и грязный вечер, Вуд поведал им плохую новость. Он разозлился на Висли, которые пикировали друг на друга и делали вид, что сейчас свалятся с метел.
«Перестаньте придуриваться! – рявкнул он. – Как раз из-за этого мы можем продуть весь матч! Снэйп будет судить и он с удовольствием ухватится за любой предлог, чтобы снять очки с Гриффиндора!» При этих словах Джордж Висли и в самом деле свалился с метлы.
«Снэйп судит? – спросил он, выплевывая грязь. – Разве он когда-нибудь судил квиддитч? Да он же будет подсуживать, если у нас будет шанс обойти Слитерин!» Все остальные приземлились рядом с Джорджем и тоже начали жаловаться.
«Я тут ни причем, – сказал Вуд. – Нам просто нужно сыграть очень чисто, чтобы Снэйпу было не за что прицепиться». Все это конечно, просто замечательно, но у Гарри была другая причина, почему он не хотел, чтобы Снэйп был рядом, когда он играет в квиддитч…
После тренировки все как обычно остались поболтать, но Гарри направился прямо в гостиную Гриффиндора, где Рон и Эрмиона играли в шахматы. Это была единственная игра, в которую Эрмиона когда-нибудь проигрывала, а Рон и Гарри считали, что это идет ей на пользу.
«Подожди минутку, – сказал Рон, когда Гарри присел рядом с ним, – мне надо сосредоточиться, – он бросил взгляд на лицо Гарри. – Что случилось? Ты ужасно выглядишь». Шепотом, чтобы никто больше не слышал, Гарри рассказал им о внезапном и скверном желании Снэйпа судить матч.