Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.
Шрифт:
Задав Мэтту работу и поболтав с Айрис, я понеслась дальше копаться в комнатах и занималась этим часа три, вытащив на свет божий кучу совершенно удивительных вещей. Из ссохшегося шкафа гостевой спальни напротив моей я извлекла длинный черный балахон с полуоторванным рукавом, заляпанным какой-то серо-зеленой гадостью. За пустой книжной полкой нашлись еще два длинных птичьих пера, причем, судя по их цвету и размеру, они явно не могли принадлежать ни курице, ни индюку. Кончики обоих перьев, похоже, были измазаны в чернилах. В ящике стола в большой пустой комнате, которая, наверное, была библиотекой, я отыскала неизвестный прибор, который, я, после долгих размышлений, идентифицировала, как старинный внешний модем – громоздкий и угловатый. Из того же ящика я вымела четыре обгрызенных карандаша – на одном из них надпись вязью. Я напряглась. Это могло оказаться
Удвоив усилия по поиску ответов, я обыскала еще одну спальню на втором этаже. Видимо, раньше здесь жил ребенок, потому что под пропыленным матрасом с вытканными на нем слониками я нашла оторванную лысую голову старой куклы и неумелый детский рисунок. На вполне нормальном листке из тетрадки в клеточку была красным карандашом нарисована ворона с поистине гигантским клювом, а под рисунком было гордо подписано – "КОРБИ". Несмотря на то, что эта превосходная графика вряд ли принадлежала руке старше пяти лет, в изогнутости клюва птицы чувствовалась почти по-взрослому подмеченная сардоническая усмешка. На детском столике стояла исчерканная подставка для ручек в виде совы, а в ней пряталось колесико – наверное, от машинки или паровозика.
Но самое интересное я обнаружила под шкафом. Покрытая пылью и паутиной там лежала маленькая, словно игрушечная, но сделанная совсем как настоящая, – метла. Я вытащила ее, смахнула пыль с изломанных прутьев и начала рассматривать ее со всех сторон. Таких игрушек я никогда не встречала в магазинах, тем более во время войны или после нее. Но меня поразило даже не то, что у метлы была лакированная гладкая ручка из красного дерева, твердые, негибкие прутики пригнаны один к одному, будто не вручную, а фабричным способом, да так плотно, что по прямому назначению пользоваться этим странным инструментом было нельзя. Самым поразительным показалось то, что к связке прутьев были приделаны маленькие педальки, похожие на те, которые я видела на картинках со старинными велосипедами. Это меня огорошило окончательно. Мягкая резина на педалях была стерта до основания, ручка сильно захватана в трех-четырех дюймах от края и затерта возле самых прутьев. Кто-то сидел на ней – вот здесь – и держался за метловище руками, одновременно ставя ноги на педали. Но сидя или стоя на полу, это сделать невозможно!
На этой штуке, несомненно, летали.
У меня закружилась голова от этой безумной, дикой мысли. Я попыталась сосредоточиться, но безуспешно: в голову полезли разные дурацкие мертвящие мысли о подвалах, дне солнцестояния, таинственной каменной вазе (а ведь я так и не знаю, что на ней написано!), которую, может быть, использовали в качестве жертвенной чаши…
Я вывалилась из спальни и с треском захлопнула за собой дверь. Но пока сыпавшаяся из трухлявых перекрытий пыль струилась ручейком по стене рядом со мной, я успела услышать тихий топоток, словно маленькие ножки бежали вниз по лестнице.
Не помню, что я орала, когда неслась в гардеробную мимо гостиной, но, кажется, психанула я сильно. Трясущимися руками вывернув из шкафа все барахло, я расковыряла в самом низу стопку запасных одеял и вывалила на пол длинную узкую коробку. Когда пальцы прикоснулись к промасленному чехлу и нащупали грохочущую металлическую упаковку, я немного успокоилась, хотя, заряжая проклятое ружье, я с трудом вставила в него патроны и захлопнула стволы. Еще студенткой, дежуря на крышах в ожидании воздушной тревоги, я достаточно привыкла к оружию, но, учитывая то, что мне так и не пришлось стрелять из него в кого-то, ситуация была довольно
Я осторожно открыла дверь ногой и повела дулом справа налево. Прислушалась. Никого. Извернувшись, заглянула за дверь. Ничего нет. Обойдя все открытые комнаты с заряженной двустволкой, я устало прислонила ее на кухне к холодильнику с пауком и плюхнулась рядом на кривоватую табуретку, нервно глядя на телефон на столе и сдерживая порыв схватить его и немедленно вызвать полицию, хотя бы того молоденького сержанта.
Надо лечить нервы, подумала я. Иначе я и дня здесь не протяну. Что же касается ночи (я поежилась), то ее еще надо пережить. Спать в одной комнате с заряженным ружьем, конечно, небезопасно, но мне будет куда спокойнее, если я смогу в любой нужный момент им воспользоваться. Дай только бог, чтобы такой момент не наступил…
Я подавила истерический смешок: автор кровавейших романов о вампирах, вервольфах и призраках пытается в собственном доме пристрелить из старинной двустволки свои потенциальные персонажи. Боже, если бы Мэтт знал, он тут же радостно растрепал все журналюгам, а меня бы втихую отправил лечиться на остров Мэн в тамошний частный санаторий для обколотых звезд. Представив эту ситуацию, я все-таки не смогла сдержать смех: представила, как Белинда МакГилликади всовывает губы в ухо очередному слушателю, жарко нашептывая сплетни о моей ненормальности, а Айрис, сочувственно кивая, вручает мне пакет с чищенными апельсинами в большой белой комнате, обитой войлоком. Нет, не хочу!
Я сунула кирпичик "Сытного обеда Сын А" в выдвижной ящичек микроволновки и, поглядывая на то, как паук, медленно переставляя пушистые лапки в сплетении паутины, с явным интересом бредет к ружейному стволу, задумалась о своих последующих действиях. Надо будет выпить на ночь для храбрости – успокоительного хотя бы. Это раз. Давиться бренди в такой ситуации нет резона. И никому не говорить о своих дурацких бреднях – два. Три? Надо сходить проветриться, пока солнце еще не зашло.
Намотав сильно наперченную лапшу на пластмассовую вилку, я уставилась на царапины на столе и попыталась сосредоточиться. Мне все это кажется. Только кажется, попыталась я убедить себя. Главное – никому не звонить и не пытаться сбежать отсюда на край света. Может, мне действительно все это просто показалось? Или я откровенно малодушничаю? Остаться здесь – мудрое решение, что и говорить; оправдывало мои страхи только то, что я никогда не оказывалась на месте героев собственных произведений. Не допив бульон, я сунула плошку в дезинтегратор – единственную новую вещь на кухне – и, набросив ветровку, вышла на крыльцо.
Ветер гнал встрепанные кучки облаков по такому пронзительно синему небу, каким оно бывает только в конце лета. Я вывела внедорожник из гаража, очередной раз поздравив себя со своевременной покупкой именно такой машины. С сожалением давя последние в этом году желтенькие дикорастущие ирисы, я пролавировала влево мимо края болота, очерченного бархатными и коричневыми стрелками камышей, где в холмах посреди шелковисто-зеленой низины темнело кольцо стоячих камней. Я съехала к самому ограждению, беззастенчиво перелезла через тонкую цепочку и прижалась щекой к ближайшему камню. Таким способом я снимала напряжение уже неделю. Сезон ярмарочных попоек на этом месте уже пару месяцев как прошел, и сейчас вокруг не было ни души. Странно, но здесь мне было совсем не страшно одной, я не боялась таинственных болотных человечков, которые выглядывают из-за таких камней и, посверкивая разноцветными огоньками, заманивают тебя в трясину, хотя сама я о них писала. "Серый вервольф и Красные Шапочки" – второе по счету мое произведение, приз за лучшую книгу в серии "Страхи", самый продаваемый роман сезона и так далее. И полный кошмар в отношении содержания.