Гарри Поттер и методы рационального мышления

Юдковский Элиезер

Почему мысль о заключении в Азкабан полностью расклеилаеё, почему она забыла о том, что значит быть Хорошей...

— Моя дорогая девочка, — прервал её Дамблдор. Голубые глаза за очками-полумесяцами выражали полное понимание её чувства вины, — в свой первый год в Хогвартсе я поступил бы не лучше. Будь снисходительнее к себе, как была бы снисходительна к другим на твоём месте.

— Значит, я действительнопоступила плохо, — почему-то ей было нужно произнести это, было нужно, чтобы кто-то сказал это, пусть она и так уже знала.

Старый волшебник помолчал несколько секунд.

— Послушай, юная когтевранка, — наконец сказал он, — слушай меня

внимательно, ибо я скажу правду. Большинство плохих людей не думают о себе, как о зле. В действительности, большинство из них представляет себя героями в историях, которые они рассказывают. Когда-то я думал, что величайшее зло в этом мире совершается во имя величайшего добра. Я ошибался. Страшно ошибался. В мире есть зло, которое знает, что оно — зло, и которое ненавидит добро изо всех сил. Оно желает разрушить всё светлое, что есть на земле.

Гермиона задрожала. Почему-то сказанное Дамблдором показалось ей очень реальным.

Старый волшебник продолжал:

— Ты — часть света этого мира, Гермиона Грейнджер, и поэтому зло тебя тоже ненавидит. Если бы ты выстояла, даже пройдя через этот суд, зло бы наносило удары всё сильнее и сильнее, пока не уничтожило бы тебя. Не думай, что героев нельзя сломить! Нас лишь сложнее сломить, Гермиона, — она никогда не видела настолько сурового выражения на лице старого волшебника. — Когда силы давно закончились, когда боль и смерть — не мимолётный страх, а реальная угроза, оставаться героем гораздо сложнее. Если ты так уж хочешь услышать правду… Да, сегодня я бы не побоялся отправиться в Азкабан. Но когда я учился на первом курсе, я бы сбежал от дементора, против которого ты вышла, поскольку мой отец умер в Азкабане, и потому я их боялся. Знай! Зло, которое обрушилось на тебя, могло бы сломить кого угодно, даже меня. Только Гарри Поттер сможет встретиться лицом к лицу с этим ужасом, когда полностью войдёт в силу.

Гермиона устала держать голову так, чтобы видеть старого волшебника. Она опустила её обратно на подушку и уставилась в потолок, осмысливая услышанное.

— Зачем? — её голос снова дрожал. — Зачем кому-то быть настолько злым? Я не понимаю.

— Я тоже размышлял над этим, — произнёс Дамблдор с глубокой грустью в голосе. — Три десятилетия я размышлял и до сих пор не понимаю. Мы никогда не поймем этого, Гермиона Грейнджер. Но по крайней мере сейчас я знаю, что ответило бы истинное зло, если бы мы могли с ним говорить и спросили, зачем оно творит зло. Оно бы ответило: « Почему нет?»

Негодование вспыхнуло внутри Гермионы:

— Есть миллионпричин, почему нет!

— Действительно, — сказал Дамблдор, — миллион причин и даже больше. Мы всегда будем знать эти причины, ты и я. Если ты настаиваешь на том, чтобы рассматривать произошедшее с такой точки зрения... тогда, да, Гермиона, этот день в суде тебя сломил. Но то, что происходит послетого, как тебя сломили... это тоже часть жизни героя. Которым ты являешься, Гермиона Грейнджер, и которым ты всегда будешь.

Она снова подняла голову, вглядываясь в него.

Старый волшебник поднялся. Его серебряная борода нырнула вниз, когда Дамблдор с серьёзным видом поклонился ей, и исчезла из виду.

Она продолжала смотреть туда, где только что стоял старый волшебник.

Это должно было что-то значить для неё, должно было как-то тронуть. Ей должно было стать лучше, ведь Дамблдор, который, вроде бы, отказывался считать её героем, теперь это признал.

Но она ничего не чувствовала.

Гермиона снова опустила голову на подушку. Пришла мадам Помфри и заставила её выпить какое-то зелье, которое обожгло Гермионе губы, словно она съела что-то очень острое. Пахло зелье даже острее и имело вкус, непохожий ни на что другое.

Это ничего для неё не значило. Девочка продолжала

смотреть на каменную плитку на потолке.

* * *

Минерва ждала у двойных дверей, ведущих в больничное крыло Хогвартса. Ей приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не начать расхаживать от нетерпения. Ещё во время обучения в Хогвартсе эти двери часто казались ей «зловещими вратами», и она не могла не вспомнить об этом сейчас. Здесь слишком часто сообщались плохие новости...

Альбус вышел из лазарета. Не останавливаясь, старый волшебник направился к кабинету профессора Флитвика, и Минерва последовала за ним.

Она прокашлялась.

— Всё сделано, Альбус?

Старый волшебник утвердительно кивнул:

— Если на ней используют любую враждебную магию или её коснётся чей-то дух, я сразу же об этом узнаю и приду.

— Я разговаривала с мистером Поттером после занятия по Трансфигурации, — сказала профессор МакГонагалл. — Он считает, что мисс Грейнджер следует немедленно отправиться в Шармбатон, что ей не следует оставаться в Хогвартсе.

Старый волшебник мотнул головой:

— Нет. Если Волдеморт действительно стремится нанести удар по мисс Грейнджер… он не отступит. Его слуги возвращаются к нему — в одиночку он бы не смог освободить Беллатрису. Его злые замыслы смогли проникнуть даже в Азкабан, что уж говорить о Шармбатоне… Нет, Минерва. Не думаю, что Волдеморт способен часто захватывать контроль над людьми подобным образом, или что он способен проделать это с лучше защищённым волшебником. Иначе весь этот год прошёл бы совсем по-другому. Кроме того, здесь Гарри Поттер, а его Волдеморт боится, признаёт он это или нет. Теперь, когда я наложил на мисс Грейнджер защитные чары, в стенах Хогвартса она в гораздо большей безопасности, чем снаружи.

— Судя по всему, мистер Поттер в этом сомневается, — Минерва не смогла полностью сдержать резкость в голосе. Какая-то её часть в значительной мере соглашалась с мистером Поттером. — По его мнению, здравый смысл велит, чтобы мисс Грейнджер продолжала обучение где угодно, но только не в Хогвартсе.

Старый волшебник вздохнул.

— Боюсь, мальчик провёл слишком много времени среди маглов. Они постоянно стремятся к безопасности, им кажется, что безопасность действительно существует. Если мисс Грейнджер что-то грозит в стенах нашей крепости, она не будет в безопасности и за её пределами.

— Похоже, не все так думают, — ответила профессор МакГонагалл. Когда она сегодня окинула взглядом свой стол, практически первое, что она заметила, было письмо — конверт из тончайшей овечьей кожи, запечатанный зеленовато-серебряным воском, с оттиском в виде змеи, которая подняла голову и зашипела на неё.

— Я получила сову от лорда Малфоя. Он сообщает, что забирает своего сына из Хогвартса.

Старый волшебник кивнул, но не сбавил шаг:

— Гарри уже знает?

— Да, — Минерва вспомнила выражение лица Гарри, и её голос на миг дрогнул. — После урока мистер Поттер выразил восхищение здравомыслием лорда Малфоя и сказал, что он бы написал мадам Лонгботтом и посоветовал бы и ей забрать своего внука, на случай, если тот окажется следующей целью. Если же опекун мистера Лонгботтома будет столь беспечна, что оставит его в Хогвартсе, мистер Поттер хочет, чтобы у того были Маховик времени, мантия-невидимка, метла и кошель, чтобы всё это носить. Также у мистера Лонгботтома должно быть кольцо на палец ноги с порталом, переносящим в безопасное место, на случай, если мистера Лонгботтома похитят и заберут за пределы защитных чар Хогвартса. Я сказала мистеру Поттеру, что вряд ли министерство согласится с подобным использованием наших Маховиков времени, на что он ответил, что нам не обязательно спрашивать их согласия. Полагаю, если мисс Грейнджер останется, он захочет, чтобы и она получила всё то же самое. Для себя мистер Поттер хочет трёхместную метлу, он собирается носить её в своём кошеле.