Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
Судорожно хватая ртом воздух, Гарри упал вперёд на куст гортензии. Потом выпрямился, огляделся. Что вызвало громкий хлопок, было непонятно. Из соседских окон смотрело несколько любопытных лиц. Гарри торопливо засунул палочку на место и постарался принять невинный вид.
— Вечер добрый! — крикнул дядя Вернон и помахал хозяйке стоявшего напротив дома номер семь, которая глядела на улицу из-за тюлевых занавесок. — Слыхали, как выстрелило у кого-то в неисправном моторе? Мы с Петуньей даже всполошились маленько!
Он продолжал кривить физиономию в жутковатой безумной улыбке, пока все лица соседей не исчезли из окон.
Гарри сделал несколько шагов и остановился, чуть не дойдя до того места, где его шея опять была бы в пределах досягаемости.
— Чего ты этим добиваешься, а? Говори сейчас же! — потребовал дядя Вернон хриплым, срывающимся от злости голосом.
— Чем — этим? — спросил Гарри холодно. Он вертел головой то вправо, то влево, всё ещё надеясь увидеть человека, издавшего хлопок.
— Пальбой из неизвестно какой хлопушки прямо у нашего…
— Это не я, — отрезал Гарри.
Рядом с дядиным лицом, широким и багровым, возникло тётино — узкое и лошадиное. Вид у неё был сердитый.
— Зачем ты прятался под окном?
— Вот именно! Отличный вопрос, Петунья! Что ты делал под окном, а?
— Слушал новости, — мирным тоном ответил Гарри. Дядя и тётя обменялись возмущёнными взглядами.
— Новости слушал! Опять!
— Они каждый день другие, вот какая штука, — объяснил Гарри.
— Не рассуждать у меня! Я хочу знать, что по правде у тебя на уме! И не пудри мне мозги насчёт слушанья новостей. Ты прекрасно знаешь, что про твоё племя…
— Тише, Вернон! — выдохнула тётя Петунья, и дядя понизил голос (Гарри едва смог его расслышать):
— …про твоё племя в наших новостях ничего быть не может!
— Это вы так думаете, — возразил Гарри. Несколько секунд Дурсли на него пялились, потом тётя Петунья сказала:
— Скверный лгунишка, вот ты кто. Что, спрашивается, делают эти… — она тоже понизила голос, так что следующее слово Гарри прочитал по губам, — совы, как не приносят тебе новости?
— Вот-вот! — торжествующе прошептал дядя Вернон.
— Посмотрим, как ты теперь выкрутишься! Думаешь, мы не знаем, что все твои новости ты получаешь через этих поганых птиц?
На мгновение Гарри заколебался. Не так-то легко было сказать им правду, пусть даже Дурсли не догадывались, как тяжело ему её сознавать.
— Совы… не приносят мне никаких новостей, — произнёс он бесцветным голосом.
— Не верю, — мигом отреагировала тётя Петунья.
— Я тоже, — сказал дядя Вернон с нажимом.
— Мы знаем: ты задумал что-то нехорошее, — заявила тётя.
— Ещё бы не знать, мы же не идиоты, — поддержал её дядя.
— Вот это для меня новость! — разозлившись, выпалил Гарри и, не дожидаясь новых высказываний Дурслей, повернулся, пересёк лужайку, переступил низенькую ограду и пошёл по улице.
Он попал в переплёт и знал это. Позже ему придётся предстать перед разгневанными дядей и тётей и держать ответ за свою грубость, но сейчас его волновало другое. На уме были более важные вещи.
Гарри не сомневался: хлопок прозвучал оттого, что кто-то трансгрессировал. С точно таким же хлопком растворялся в воздухе эльф-домовик Добби. Но возможно ли, чтобы Добби оказался здесь, на Тисовой? Неужели он прямо сейчас, в эту секунду следует за Гарри по пятам? Эта мысль заставила
Он двинулся дальше, не слишком хорошо соображая, куда идёт: в последнее время он так много ходил по этим улицам, что ноги несли его к излюбленным местам автоматически. Через каждые несколько шагов он оглядывался. Гарри был уверен: когда он лежал среди тётиных засыхающих бегоний, рядом находилось какое-то волшебное существо. Но почему оно не заговорило с ним, не вступило в контакт? Почему оно прячется?
Подавленность его всё росла, и вот уже он ни в чём не уверен. Может быть, звук вовсе и не был волшебным? Может быть, дожидаясь хоть какого-то сигнала из мира, по которому он тосковал, он впал в такое отчаяние, что слишком остро реагирует на совершенно обычные звуки? Может быть, просто в одном из соседских домов что-то лопнуло?
Внутри у Гарри стало тяжело и тоскливо, и он глазом не успел моргнуть, как вновь накатило ощущение безнадёжности, которое мучило его всё лето.
В пять утра он опять встанет по будильнику, чтобы расплатиться с совой за номер «Ежедневного пророка», — но какой в этом смысл? Ровно никакого. Гарри теперь только проглядывал первую страницу и отбрасывал газету. Когда идиоты, которые её издают, поймут наконец, что Волан-де-Морт возродился, это будет ого-го какой заголовок, а до всего остального Гарри не было дела.
В лучшем случае сова могла принести письмо от друзей — от Рона и Гермионы. Но он давно уже не надеялся прочесть там какую-нибудь новость.
Разумеется, мы ничего не пишем сам знаешь о чём… Нам не велено писать ничего важного: вдруг письмо попадёт не в те руки… Мы очень заняты, но подробностей сообщить не можем… Довольно много всякого происходит, расскажем при встрече…
Но когда она произойдёт, эта встреча? Точной даты никто не называл. На поздравительной карточке ко дню рождения Гермиона написала: «Думаю, мы увидимся совсем скоро» — но как скоро оно, это «скоро», наступит? Насколько Гарри мог понять по расплывчатым намёкам, Гермиона и Рон были вместе — скорее всего у родителей Рона. Он с трудом мог перенести мысль, что они весело проводят время в «Норе», тогда как он попусту торчит на Тисовой улице. Он был до того на них зол, что выбросил, не открыв, две коробки шоколадок из «Сладкого королевства», которые они ему прислали на день рождения. За ужином, когда тётя Петунья подала ему вялый салат, он в этом раскаялся.
И чем же они, Рон и Гермиона, заняты? И почему он, Гарри, ничем не занят? Разве он не доказал, что способен на большее, чем они? Неужели о его делах уже забыли? Разве не он был тогда на кладбище, разве не он видел смерть Седрика, разве не его привязали к могильному камню и хотели убить?
«Не думай об этом», — жёстко сказал себе Гарри в сотый, наверно, раз за лето. Хватит и того, что кладбище постоянно является ему в ночных кошмарах. Хоть наяву без него обойтись.
Он повернул на улицу Магнолий и миновал узкий проход вдоль гаражей, где когда-то впервые увидел крёстного отца. Сириус по крайней мере понимает, каково ему сейчас. Новостей как таковых в его письмах, правда, было не больше, чем в письмах Рона и Гермионы, но лучше уж предостерегающе-подбадривающие фразы Сириуса, чем дразнящие намёки сверстников.