Гарри Поттер и Принц-Полукровка (пер. Эм. Тасамая)
Шрифт:
Она сняла чашу с длинного указательного пальца Вольдеморта и стала убирать в шкатулку, настолько сосредоточенно, что не заметила сумрачной тени, скользнувшей по лицу Вольдеморта при расставании с чашей.
— Ну-с, — счастливо произнесла Хепзиба, — где же Подпева? А… вот и ты… на-ка… отнеси на место…
Подпева послушно забрала шкатулку с чашей, и Хепзиба переключилась на гораздо более плоскую коробку.
— Это понравится вам еще больше, Том, — зашептала она. — Наклонитесь ближе, дорогой мальчик, посмотрите… Д’Авилло, разумеется, знает — куплено у него… думаю, не ошибусь, если скажу, что он мечтает
Она расстегнула изящный, филигранной работы замочек и откинула крышку коробки. Внутри на ровном малиновом бархате лежал тяжелый золотой медальон.
На сей раз Вольдеморт протянул руку, не дожидаясь приглашения, и поднял медальон к свету. Он не отрывал глаз от старинной вещи и тихо проговорил:
— Знак Слизерина, — любуясь игрой света на витой змееподобной «S».
— Совершенно верно! — вскричала Хепзиба; полное оцепенение Вольдеморта вызвало у нее безмерное ликование. — Я заплатила целое состояние, но подобную вещь нельзя упускать, что вы, такое сокровище, и не в моей коллекции. Д’Авилло, кажется, купил его у какой-то нищенки, а та наверняка украла, не понимая истинной ценности…
Ошибки быть не могло: глаза Вольдеморта сверкнули красным, костяшки пальцев на руке, в которой он сжимал цепь медальона, побелели.
— Надо полагать, Д’Авилло заплатил ей гроши, но… как видите… прелесть, правда? И опять же, все волшебные свойства, хотя я просто храню его у себя и…
Она потянулась за медальоном. Гарри на миг показалось, что Вольдеморт не отдаст его, но потом медальон выскользнул из его пальцев и вернулся на бархатное красное ложе.
— Так-то вот, Том! Надеюсь, вы не скучали?
Она поглядела ему прямо в лицо, и ее глупая улыбка впервые за все время немного угасла.
— Милый мой, вы хорошо себя чувствуете?
— О да, — еле слышно ответил Вольдеморт, — очень хорошо…
— Мне показалось… обман зрения, полагаю… — немного испуганно сказала Хепзиба, и Гарри догадался, что она тоже видела красную вспышку в глазах Вольдеморта. — Подпева, забери и спрячь под замок… со всеми обычными заклинаниями…
— Гарри, нам пора, — тихо проговорил голос Думбльдора. Коробка, подпрыгивая на голове домового эльфа, поплыла прочь, а Думбльдор взял Гарри за руку чуть выше локтя, они вместе взмыли вверх и, пролетев через пустоту, вернулись в кабинет.
— Хепзиба Смит умерла через два дня после этой чудесной встречи, — сообщил Думбльдор, садясь за стол и жестом указывая Гарри сделать то же самое. — Подпеву обвинили в том, что она случайно всыпала яд в вечерний какао хозяйки.
— Не может быть! — гневно воскликнул Гарри.
— Вижу, что тут наши мнения совпадают, — сказал Думбльдор. — Между обстоятельствами смерти Хепзибы и гибелью Реддлей подозрительно много общего. В обоих случаях вина падала на третьих лиц, которые, между тем, ясно помнили, что убили…
— Подпева призналась?
— Она помнила, как положила что-то в какао хозяйки — и это оказался не сахар, а малоизвестный смертельный яд, — ответил Думбльдор. — Вердикт суда гласил, что она сделала это ненамеренно, а по старческой глупости…
— Вольдеморт изменил ее память, как у Морфина!
— Да, я тоже пришел к такому выводу, — кивнул Думбльдор. — И, как в случае с Морфином, министерство отнеслось к Подпеве предвзято…
— …потому
— Именно, — сказал Думбльдор. — Она была очень стара, призналась, что всыпала какое-то вещество в напиток хозяйки, никому в министерстве и в голову не пришло продолжить расследование. Потом я разыскал бедняжку и добыл ее воспоминание, но она, подобно несчастному Морфину, была уже на краю могилы — к тому же, воспоминание доказывает только то, что Вольдеморт знал о существовании чаши и медальона.
— Ко времени, когда Подпеву осудили, семья Хепзибы обнаружила пропажу двух самых ценных сокровищ покойной. Они не сразу в это поверили; ведь у Хепзибы, ревностно охранявшей свои богатства, было множество тайников. У них еще оставались сомнения в исчезновении чаши и медальона, а молодой приказчик из «Борджина и Д’Авилло», который так часто навещал Хепзибу и так сильно ее пленил, оставил работу и скрылся. Его хозяева удивлялись не меньше остальных и решительно не представляли, куда он мог деться. Очень долгое время о Томе Реддле не было ни слуху ни духу.
— А сейчас, — продолжал Думбльдор, — если ты, Гарри, не против, я хочу привлечь твое внимание к некоторым обстоятельствам нашей истории. Вольдеморт совершил очередное убийство; первое после Реддлей или нет, не знаю; думаю, что да. Как ты сам видел, в этот раз он убил не из мести, а ради выгоды, чтобы присвоить две знаменитых вещи, которые показала ему несчастная, очарованная им женщина. Когда-то он ограбил детей из своего приюта, потом украл кольцо Морфина, а теперь точно так же сбежал с чашей и медальоном Хепзибы.
— Но, — нахмурился Гарри, — это какое-то безумие… рисковать всем, работой, ради каких-то…
— Для тебя, возможно, и безумие, но для Вольдеморта — нет, — качнул головой Думбльдор. — Надеюсь, ты со временем поймешь, что значили для него эти драгоценности, но и сейчас ты не можешь не признать, что он имел некоторое право считать медальон своим.
— Медальон, может быть, — согласился Гарри, — но чашу?
— Она принадлежала одной из основательниц «Хогварца», — сказал Думбльдор. — Думаю, его тогда так сильно тянуло в школу, что он не смог противостоять искушению присвоить предмет, тесно связанный с историей «Хогварца». Но, полагаю, были и другие причины… надеюсь, что в свое время все тебе покажу...
— А теперь перейдем к самому последнему воспоминанию, во всяком случае, на сегодняшний день — пока ты не разберешься с профессором Дивангардом. Итак, со смерти Хепзибы прошло десять лет, и нам остается лишь догадываться, чем занимался все это время лорд Вольдеморт…
Думбльдор вылил содержимое оставшейся бутылочки в дубльдум. Гарри встал.
— А чье это воспоминание? — спросил он.
— Мое, — ответил Думбльдор. Гарри нырнул вслед за ним в клубящуюся серебристую субстанцию и очутился в том же кабинете. Янгус тихо дремал на шесте, а за столом сидел Думбльдор, очень похожий на того, что стоял возле Гарри, только лицо было чуть менее морщинистым, а обе руки здоровы. Кабинеты, прошлый и нынешний, отличались лишь погодой за окном: в воспоминании шел снег; в темноте за стеклом проплывали голубоватые снежинки, постепенно заметая подоконник.