Гаs
Шрифт:
– Может тут сразу и разопьем? – спросил Сухинин, покуда Андрюха дезобелье метался по большому, оплаченному, кстати фирмой, номеру гостиницы на Балчуге.
– Не, это подарок, ты его со своей девушкой выпей, – из душевой крикнул Андрюха, – есть девушка то? Или все также онанизмом занимаешься?
Сухинину скоро сорок лет, а все краснел, заслышав адресованное к нему слово онанизм.
– Не, нету девушки, – вздохнул Сухинин.
– А что так? – уже выходя из душа и натягивая на гладкий рельефный торс тонкое белое полотно дорогой итальянской сорочки, поинтересовался Андрюха, – может ты с ними
– И здесь шарлатанов хватает, – буркнул Сухинин.
– Тогда почему у тебя с личной жизнью затык? – уже застегивая брюки, удивленно хмыкнул Андрюха, – раньше в студентах ты оправдывал свой онанизм отсутствием у тебя денег и глобальным меркантилизмом девушек, а теперь, когда деньги у тебя завелись, в чем причина?
– А может я как верный человек, не хочу теперь изменять своему родному онанизму? – с вызовом ответил Сухинин.
– Дурак, лечиться тебе надо, – покачал головой Бакланов. Он надел пиджак и вдруг словно вспомнив что-то важное, остановившись, спросил, – слушай, а ведь Вероника то теперь свободна, чем тебе не партия? Ведь ты же ее любил?
– Ты ее тоже любил, – ответил Сухинин, да и Митрохин теперь тоже свободен, так что нас трое соперничков, друг мой Андрей Петрович.
Хотя похороны Риммы были и назначены на вторник, в понедельник, тем не менее, решили собраться у Вероники в доме Игоря Пузачёва. Устроить что-то вроде вечеринки старых институтских друзей. В честь прилетевшего из Америки Андрюхи.
– Домину то показывай! – весело роготал Андрюха, обращаясь к хозяйке-наследнице, – как вы тут русские теперь живете, про вас там у нас легенды ходят, что вы тут клозеты изумрудами, а писсуары жемчугами отделываете.
– Домина это не дом, а строительный термин, применяемый в печном деле, – бурчал Сухинин, шкандыбавший вслед за процессией экскурсантов, состоявшей из Андрюхи в роли высокого заморского гостя, хозяйки дома Вероники, и Митрохина в роли друга хозяйки.
– Не придирайся к словам, – отмахнулся Андрюха.
– А сам то где там проживаешь? – вежливо поинтересовалась Вероника, – наверное, хоромы тоже понастроил?
– У меня квартира в районе Сентрал Парк, – с деланной скромностью ответил Андрюха, четыреста квадратных метров.
– Наверное, врешь, – легонечко махнув ладошкой, пропела Вероника, – ты и в институте всегда привирал, что у родителей твоих дача в Крыму и две машины.
– Такая хатка в районе Сентрал Парк на все десять миллионов потянет, – присвистнул Сухинин.
– Ты заметь, он про нас, про русских говорит "вы здесь", как будто он уже не русский, а какой-нибудь природный янки, – заметил Митрохин, – и пяти лет не прошло, как уехал, а уже в благоверные племянники к дяде Сэму записался, а случись у нас с Америкой война, так и воевать против нас пойдешь?
– Не, случись война, его депортируют сразу, как япошек в сорок первом депортировали, – бурчал, угрюмо бредший сзади Сухинин.
– А это спальня твоя? – спросил Бакланов, обращаясь к хозяйке, – Солженицына на ночь почитываешь? – он двумя пальчиками приподнял обложку, обнаруженной
– Солженицын эротически на меня действует, – томно пропела Вероника, – в тех местах, где описано про женщин на зоне в ГУЛАГе, как их там…
– У Солженицына самый секс, когда человек ждет ареста и за ним, наконец, приходят, – вставил Сухинин, – это сродни тому состоянию, когда казненные через повешение в девяноста случаях из ста имели эрекцию и эякулировали.
– А ты извращенка, – хохотнул Бакланов, по-дружески беря Веронику за подбородок.
– Ну, ты полегче, – ревниво одернул друга Митрохин, – Вероника все-таки вдова и веди себя с ней подобающе.
– А что такое соломенная вдова? – не обращая на Митрохина никакого внимания, спросил Бакланов, и не дожидаясь ответа, вдруг произнес, как умеют это делать актёры хорошего драматического театра, обращаясь сразу ко всем присутствующим и как бы ко зрителям невидимого им со сцены зала, – а что, Вероника, не думала ли ты о том, что замуж снова выйти, ведь женщина ты полнокровная, жизненные соки в тебе бродят, не можешь же ты без мужчины однако?
– Совсем без мужчины я не могу, – согласилась Вероника.
– Ну ты это, того не того, – косноязычно подоспел на помощь Веронике Митрохин, – совсем там в Америке одичал, никакого такта человеческого.
– Какой такт? – ухмыляясь, пожал плечами Андрюха, – мы тут все свои, почитай ближе иных родственников.
– На что ты намекаешь? – недобро глянув на приятеля, спросил Митрохин.
– Помнишь, как в институте про молочное братство у нас поговаривали, – назидательно приподняв пальчик, с улыбкой спросил Андрюха, – если ты с той же девушкой что и я переспал, если одни и те же титечки кусал-целовал, то значит, молочный ты мне брат, помнишь такое?
– Дурак ты Андрюха, – вздохнув, отмахнулся Митрохин.
– Хам американский, – добавила Вероника.
А про чьи это титечки, интересно он намекал? – угрюмо подумал про себя Сухинин, – то что Андрюха с Вероникой в институте трахался, это факт всем известный, но ведь Митрохин тогда с нею с Вероникой не был, он только теперь с нею, а откуда тогда Андрюхе про это известно, они ведь только пол-часа назад как увиделись?
– Это Андрюша нам про наши походы в женское общежитие ЛИТЛП* вспоминает, – принужденно хохотнув, пояснил Митрохин, – было дело, ходили мы к швеям-белошвейкам, похаживали. *ЛИТЛП – Ленинградский Институт Текстильной и легкой промышленности где учились преимущественно девушки. Женское общежитие ЛИТЛП находилось на углу Садовой и Вознесенского. (прим автора) – Да, сколько титечек там перемяли-перекусали, и не сосчитаешь! – вздохнув и подняв к небу глаза, сказал Андрюха, – все мы братья по тому молоку.
– Негодники, – с деланной сердитостью, шлепнув Митрохина веером, буркнула Вероника, – своих девчонок не балуя вниманием, бегали в чужой институт девок ублажать.
– Полный нигилизм какой то, – со злостью прошептал Сухинин.
– Ты чего там шипишь? – весело глянув на Сухинина, спросил Андрюха.
– Это он злится, что нам с тобой не брат, – хохотнул Митрохин и со значением поглядел на Веронику.
– Ну, моих сисек он уж точно не видал, – хмыкнула Вероника, перехватив взгляд Митрохина, – и не гляди на меня так.