Гашек
Шрифт:
Разумеется, дело на этот раз обстоит значительно сложнее. Некоторые места Гашек посещал неоднократно. Рассказы образуют как бы несколько временных слоев, причем в более поздних новеллах варьируются ранее появлявшиеся мотивы; так что нельзя с точностью определить, к которому из путешествий относится то или иное топографическое указание. С течением времени путевые очерки утрачивают характер репортажа и обогащаются фабулой, характеристикой действующих лиц и теми жанрово-стилистическими особенностями, которые соответствуют отдельным этапам эволюции творчества писателя. Многие путевые очерки позднее приобретают черты политической и социальной сатиры. Для различения временных слоев и датировки рассказов необходим их детальный текстологический
Топографическую реконструкцию можно дополнить сравнительным анализом мотивов. Характерно, например, что мотив реки, «зеленой, как кукурузные поля», всякий раз появляется при изображении района озера Балатон; фигура разбойника Шаваню всегда связана с районом Баконьского леса. Все эти приемы можно успешно применять лишь в том случае, если мы используем их комплексно, сопоставляя и комбинируя данные, полученные при помощи каждого из них. Имея дело с литературным текстом, мы должны все время помнить, что перед нами не биографический документ, а плод творческой фантазии.
Первым литературным произведением, явно относящимся к балканским странствиям, был очерк «В деревенской каталажке», опубликованный 9 октября 1903 года. В нем запечатлена сценка в кутузке деревни Шашвархеш неподалеку от Сегеда и разговор находящихся здесь бродяги, цыгана и деревенского паренька. Своей темой и сюжетом рассказ соответствует тому, что утверждает Гаек: «…добрался даже до Венгрии, где-то там его арестовали…» Однако подтвердить документально название деревни не удалось. Маршрут балканского путешествия отмечен лишь неясными следами в позднейших рассказах. В них фигурирует, например, Славония (рассказ «Старая дорога»), граница Сербии и Боснии (сатира «Ослиная история из Боснии»), турецко-сербское пограничье (холм Мегадиште и Вельки Караджинец упоминаются в рассказе «Сербский поп Богумиров и коза муфти Изрима»). Далее мы находим ряд мотивов из области Косова поля. (В рассказе «Как арнаут Эмин Гивар шел креститься» автор повествует о разбойничьих набегах арнаутов и ведет своих героев далеко на юг, в греческий город Янину.)
Сопоставим теперь эти топографические данные с тем, что говорится в гашековской «Истории партии умеренного прогресса в рамках закона», которая является наиболее полным и подлинным автобиографическим источником, хотя и юмористически стилизованным.
Согласно рассказу самого Гашека в Софии он встретился со своим земляком Яном Климешем. Тот заявил, что якобы знает всех предводителей повстанцев. Молодые люди завербовались в повстанческий отряд. Они дали присягу под знаменем свободы и отправились на турецкую границу.
Под Витошей, в маленьком домишке, им выдали старые ружья. Затем отряд двинулся в поход и к вечеру достиг горы Гарван на границе тогдашней турецкой территории.
Здесь версии друзей расходятся.
В собственных воспоминаниях Климеш описывает героическую битву за гору Гарван и изображает осаду турецкой крепости Монастир (Битола).
Гашек рассказывает нечто совсем иное. Якобы он с Климешем был назначен в передовой дозор. Увидев под горой Гарван костры, разложенные низамами — солдатами регулярной турецкой армии, — они испугались и предпочли сдаться в плен. К счастью, нашелся разумный турецкий офицер, увидевший в поведении обоих «повстанцев» лишь юношеское безрассудство и отправивший их назад, на болгарскую границу. Крепость Монастир в изложении Гашека превращается в монастырь, который они на обратном пути в Софию «взяли приступом» — а именно съели там все, что было возможно. Если принять эту версию, речь, очевидно, идет о Рилском монастыре, сохранившем славянскую литургию и поддерживавшем борьбу за свободу.
Из Софии молодой бродяга не спешит вернуться домой, а предпринимает пароходную экскурсию по Дунаю,
Имелись ли у него какие-нибудь причины для выбора столь кружного пути? Или попросту ему опять «случайно» пришло в голову начать новые приключения? В очерке Гашека «Из Никополя в Рущук» некий немецкий корреспондент бахвалится, как скитался по македонским деревням и какие претерпел тяготы, чтобы на собственном опыте познакомиться с войной, как потом сражался в Дринополе и как бородатый турок ранил его ятаганом.
Все это мистификация. Корреспондент возвращается через Румынию лишь для того, чтобы все подумали, будто он так долго был на полях сражений в Македонии. Не понадобилось ли и самому Гашеку продлить пребывание на Балканах, чтобы скрыть неуспех своей «военной экспедиции»? Судя по данным, содержащимся в этом репортажном очерке, он сел на пароход, не доезжая Никополя, очевидно, на пристани Черновицы. Дело в том, что здесь кончалась железнодорожная ветка из Софии. Пароходом он скорее всего добрался до Русе; Гашек описывает этот город так подробно, что наверняка действительно в нем побывал. Но он не продолжает путь по Дунаю в Силистру и низменность вокруг Кюстенже (Констанцы), а из Русе поездом отправляется на север.
Дорога из Бухареста в Трансильванские Альпы описана в рассказе «Король румын едет охотиться на медведей».
Горная узкоколейка ведет через румынские города Титу, Питешти, Картеа де Аргес. Последняя станция — городок Есер у подножия горного массива Кымпулунг. Скорее всего здесь Гашек перевалил через Карпаты и вступил в венгерскую часть Трансильвании.
В Верешпатаке он встречается с представителем румынского меньшинства в парламенте — д-ром Владо, близким другом словацкого толстовца Душана Маковицкого, с которым Гашек познакомился еще прежде, во время каникулярных странствий по Словакии.
Пережитое здесь приключение Гашек описывает в рассказе «Господин Го»: «Как раз в это время д-р Владо, изучавший экономическое положение всей страны, путешествовал по Трансильвании, убеждаясь в нищете тамошнего венгерского, румынского и сикуйского [9] крестьянства и, напротив, в хозяйственных успехах саксонских колонистов. Властям это было неприятно, потому что д-р Владо в своих статьях, публиковавшихся в румынской газете «Трибуна», вскрывал всю систему венгерского либерализма и способы экономической защиты трансильванских саксонцев, которые высвободились из-под господства разных либеральных помещиков и еврейских арендаторов, в то время как румынские и сикуйские крестьяне жили в своих полуразвалившихся хижинах в полном подчинении у венгров.
9
Сикуйи — народность, живущая в Трансильванских Альпах.
Итак, мы отправились вдвоем из Верешпатака в северо-восточные области Трансильвании.
Видели виноградники с темно-синей лозой, кукурузные поля и персиковые сады. Красивая рама для этой картины жалкой нищеты! Видели румынские хижины в два метра вышиной и три метра длиной. Вместо дверей — проем, вместо трубы — проем, и всюду запах кукурузной каши, единственной пищи людей, работающих на других, потому что собственные их поля, виноградники и сады давно отняты господами».
Из дальнейшего повествования мы узнаем, что оба путешественника остановились в Надья Банья (Бая Маре), в гостинице «Черный камень». Туда явились два жандарма и отвели пришельцев в окружную управу. После краткого разговора с венгерским окружным начальником подозрительные туристы оказались в камере для подследственных вместе с каким-то разбойником-сикуйем, обвинявшимся в преднамеренном убийстве. Сидя на тюремных нарах, они слушали рассказ этого человека о тайнах дремучих лесов, тянущихся вплоть до границ Буковины.