Гастроль без антракта

Влодавец Леонид Игоревич

Марсиаль за десять лет посолиднел, обзавелся более пышными усами, чуть-чуть полысел с затылка, но, судя по всему, оставался порядочным балбесом.

— Послушай, амиго, — спросил я не без нахальства, — а ты и вправду внук здешнего революционера Вердуго?

Марсиаль беспокойно поерзал за рулем, глянул на меня оценивающе, а затем ответил:

— Да, именно так. Мой дед Альберто Вердуго был генералом у партизан. А кто вам об этом рассказал?

— А какая разница?

— Сразу скажу, сеньор: я этого не стыжусь, — гордо заявил Марсиаль. — Дедушка Вердуго был хороший человек. Если бы он не был таким старым, то наверняка стал бы президентом вместо команданте Киски. Дело в том, что, когда революционная армия взяла Сан-Исидро и началась

фиеста по случаю победы, он уехал домой, в Лос-Панчос, и велел бабке достать бочонок с ромом. «Я же обещал тебе, что мы победим в следующую пятницу!» — кричал он. Ну, наверно, перебрал немного… В общем, он помер. Команданте Киска сама приехала на его похороны. Был орудийный салют, и над могилой пролетели три самолета. А еще в честь него переименовали большой сухогруз, который раньше назывался «Хорхе дель Браво». Сейчас его еще раз переименовали, и из «Генерала Альберто Вердуго» он стал называться «Торро д'Антильяс».

— Плывут пароходы — привет Мальчишу… — пробубнила себе под нос Ленка.

— Знаете, сеньор, — совершенно неожиданно сказал Марсиаль, — а по-моему, я вас помню. Когда первые партизаны пришли в Лос-Панчос, то вы были среди них, верно?

— Может быть, — вздохнул я. — До сих пор помню, как ты попал к нам в плен. Ты все такой же жизнелюб?

Марсиаль только улыбнулся. Как видно, чувство юмора у него уже появилось.

— Вы не бойтесь, сеньор, — сказал он доверительно. — Всем повстанцам после выборов 1984 года была объявлена амнистия. В том числе и иностранцам. Так что закладывать вас Гонсалесу я не буду.

— Спасибо, — поблагодарил я, — Морено мне это тоже обещал. А я готов вам пообещать, что революций больше делать не буду.

— А и правда, — еще больше повеселев, заметил Марсиаль, — зачем они нужны теперь, революции эти? Жить можно. При Лопесе, конечно, сажали часто, жрать было нечего, налоги драли — будь здоров! А сейчас все более-менее. Заработать, если не дурак, всегда сумеешь. Так вы, значит, в России теперь живете? Не страшно?

— Да привык как-то… — ответил я.

Никакой повышенной активности полицейских я не заметил. Тот самый полицейский пост между мотелем и Санта-Исабелью, которого я испугался вчера вечером, выглядел пустынно. Еще пара-тройка таких же постов на кольцевой автостраде никого не задерживали и не останавливали.

— Слышали? Вчера у нас в верхнем парке была стрельба, — сообщил Марсиаль.

— Телохранители застрелили Бернардо Сифилитика и перебили при этом друг друга.

— Я читал в газете…

— Теперь между «койотами» пойдет драка, — авторитетно заявил Гомес. — У них как бы два клана в одной команде: «сеньорес» и «хуниорес». Старые и молодые. Одни работали у Бернардо еще тогда, когда он грабил яхты и отстегивал за это денежки Соледад с Хорхе дель Браво. Когда их не стало, Сифилитик зажал всех пиратов под себя. Потом начался туристический бум, и все стали вкладывать деньги в отели. Вот тут и появились «молодые». Они давно хотят оттереть Сифилитика и его «стариков». Им хочется выглядеть чистенькими. Так что шесть трупов — это только начало. Но вы не обращайте внимания, сеньор. Никто не станет трогать туристов. В отеле «Панама», милях в трех ближе к Лос-Панчосу от нашей «Каса бланки», в прошлом году случилось ограбление. Какие-то подростки налетели на гринго и увели у него бумажник с тремя сотнями долларов. Так вот, хозяин, между нами говоря, просто позвонил одному из «молодых» подручных Сифилитика. Бумажник подбросили в отель уже через несколько часов. А вот тех, кто грабил янки, то есть подростков, выловили у косы Педро Жестокого. Никаких следов насилия. Полиция установила, что они утонули, перевернувшись на лодке.

— Так что, бандиты охраняют приличных людей от мелкой шпаны? — спросила Ленка.

— Да, сеньора, именно так и обстоит дело. Но Сифилитик, хоть и не запрещал «молодым» работать по своим обычаям, всегда брал сторону «старых» в тех спорных случаях, которые часто бывают

у этой братии. А «старые» по привычке считали, что всякий уголовник-профессионал должен быть защищен ими, если, конечно, не крадет у своих. «Молодым» же нравилось водить дружбу с приличными людьми. Им хочется, чтобы всякие там убийцы и взломщики держались от них подальше.

— А ты много знаешь, Марсиаль! — заметил я. — Не боишься?

— Это у нас на Хайди все знают. И большей части очень хотелось бы, чтоб «молодые» победили. Потому что тогда у нас будет полный порядок и даже сентаво не украдут, если будешь исправно платить ребятам Эктора.

— Это еще кто?

— Эктор Амадо. Он самый главный из молодых «койотов». Все о нем слышали, но никто его не видел. Эктор держит сейчас почти все западное побережье. В Сан-Исидро он забрал все публичные дома, казино и ночные клубы. Это почти половина всего дохода, только наркотики оставались у Доминго Косого — он из «старых» пиратов Сифилитика. Вот сейчас они, Доминго с Эктором, в первую голову и схлестнутся.

Лекция о ситуации в теневой экономике Хайди мне показалась полезной. Я, конечно, не думал, что Марсиаль полностью ввел меня в курс дела, но догадывался: в общих чертах все обрисовано верно.

Тем временем впереди замаячили небоскребы Сан-Исидро. В прошлый раз я смог посмотреть на него только с воздуха, да и то недолго. Около суток я пробыл в президентском дворце и, лишь когда мы быстро катили к аэропорту в автобусах американского посольства, чуть-чуть поглядел на улицы.

Хибары, которые мне тогда запомнились на выезде из города, исчезли. Вместо них появились сотни небольших, но вполне приличных двухэтажных коттеджиков, обсаженных зеленью, с гаражами, антеннами спутниковой связи и

прочими приметами цивилизации. — У меня теперь в Лос-Панчосе такой же, — похвалился Марсиаль. — Сейчас все в кредит строятся. Всего-то сорок тысяч песо. Я уже половину выплатил. А если, не дай Бог, убьюсь, так на сто тысяч застрахован. Сразу и выплатят.

Проехали пригороды, деловой центр, где на небоскребах реяли флаги разных суперглобальных корпораций. Особенно симпатично гляделось красное знамя кока-колы на самом высоком небоскребе — Марсиаль сказал, что в нем 40 этажей.

Затем оказались у президентского дворца, который, по-моему, ничуть не изменился.

— Кто у вас сейчас тут? — спросил я, мотнув головой в сторону белокаменного здания.

— Дон Хосе Соррилья, — ответил Марсиаль. — Уже третий срок сидит. Но выборы проводятся по-честному, вы не думайте. Даже компартия участвует. По-моему, у них даже пара депутатов есть в Национальном собрании. А всего депутатов полсотни. Больше половины — республиканская национальная партия. Есть еще демократическая — та поменьше. Ну и еще пара штук таких, вроде коммунистов…

Описав круг по Пласа дель Армас, где, как рассказал Марсиаль, в День независимости Хайди бывают парады, мы поехали, можно сказать, в мой родной район Мануэль-Костелло, на улицу Боливаро-Норте. То, что сохранялось в моей памяти, то есть фотографии задрипанных лачуг, в одной из которых некогда увидели свет Анхель и Марсела Родригес, мягко говоря, уже устарело. Северный бульвар был теперь не только ухожен и приведен в божеский вид, но и явно заселен новой публикой. Тут громоздились уже не коттеджики, а натуральные особняки, многие из которых даже превосходили по размерам отель «Каса бланка де Лос-Панчос».

— Вот здесь нынче траур, — заметил Марсиаль, проезжая мимо некоего замка, сооруженного в старинном стиле. За трехметровой стеной высилось нечто вроде башни со шпилем, просматривались многочисленные крыши утопающих в зелени построек, в том числе церковь с витражами и ангелами, вострубившими у овального окна над часами-курантами. А над шпилем башни ветер с моря трепал приспущенный черный флаг с черепом и костями. — Тут сам сеньор Бернардо жил, упокой Господь его душу! — Марсиаль обмахнулся ладошкой, накладывая католическое крестное знамение.