Гастролер
Шрифт:
Я ненароком оглядел присутствующих. Нет и еще раз нет. Лишь один человек сегодня смог бы стать во главе империи после моего ухода.
И это — Варяг.
Только Варяг мгновенно воспринял идею превращения законного вора в обычного законопослушного гражданина, идею вхождения во власть для того, чтобы заставить всю систему служить созданной мною артели воров в законе. Более того, сама власть в государстве должна будет органично перейти в руки урок, и тогда само государство станет карательным орудием для тех, кто не согласен жить по людскому закону, кто против воровской справедливости, воровских понятий и чести — словом,
Гуро снова взял слово и заговорил со своим кавказским акцентом:
— Мэдведь, ты, как я панимаю, пазвал нас абсудить дэла. Что ж, давай абсудим. В паследнее времья наши дэла шли не самым лучшим образом. Мы патерьяли десятки миллионов при абмене старых дэнег на новые. И эти, и многие другие неприятности праизашли и праисходят из-за тваей болезни. Многие панэсли убытки. Кто нам кампенсирует потьери?
Итак, бой начался. Значит, Гуро все-таки решил воспользоваться слабостью вожака. Ну что же, это можно было предвидеть.
— Не хочешь же ты сказать, что это я придумал реформу с обменом денег? — удивился я.
— Нэт, канечно, — мягко возразил Гуро. — Но твая больезнь не дала нам вазможности дэйствовать рэшительно и ваткнуться со старыми бабками прямо в Центральный банк.
— А два миллиарда, которые пригнал сюда Варяг? Ты о них забыл?
— Это ведь заслуга Варяга, но никак не твоя, Медведь, — с ледяным спокойствием произнес Граф. — Слава богу, что Варяг смог подстраховать тебя, а иначе наши потери были бы гораздо более весомы. Но Варяга среди нас нет, и спросить нам не у кого. Если твое здоровье так расшатано, то мы обязаны позаботиться о твоем благе. Тебе надо отдохнуть и подлечиться. Лучшие врачи будут в твоем распоряжении.
Старая уловка, подумал я. С почетом отправят лечиться, а потом — если не залечат до смерти — как-нибудь все утрясется, и новый руководитель станет привычным. В общем, меня в любом случае отстранят.
— Если ты, канечно, нэ сагласен, то скажи нам, дарагой батоно Медведь, — вмешался Гуро. — Нам ведь надо мало: чтобы дэньги шли и беспакойства не было. Падскажи, как нам паступить?
— А я слыхал, пацаны базарили, что кое-где в тюрьмах воры старыми деньгами стены оклеивали, — угрюмо встрял в беседу Федул. — А еще Керя с Колымы предлагал начальнику тюрьмы сто тонн «зеленых», чтобы успеть обменять денежки из общака, но все зря. Не хватило лишь звонка из Москвы. Но ведь ты тогда болел, Медведь. Потому бабки и превратились в фантики для сортиров!
— Абъясни, Мэдведь, как ты сабираешься вернуть наши дэнежки? — не унимался Гуро. — Мы год гатовились к этой ситуации, пачему же ты вовремя нэ спас наши миллионы? Навэрняка сейчас вся ментура патэшается над нами…
На самом деле я понимал, что движет моими соратниками не только глухое недовольство из-за потери денег. Каждый из них, будучи законным вором, достигшим вершины, давно привык ощущать себя избранным. Каждый из них верил, что и сам может при желании и удачном стечении обстоятельств заменить главного пахана, но в глубине души каждый боялся взвалить на себя такой груз ответственности, как руководство воровской империей.
И я, глядя на сосредоточенные и недобрые лица законников, внутренне усмехнулся.
— Верно, моя болезнь принесла нам убытки. Да, мне необходимо было заранее согласовать с Центробанком операции по обмену. Получилось все не так, как я рассчитывал… Что касается моего
Все молчали после этих решительных слов. Все мысленно прокручивали возможные последствия. Законники собрались, чтобы высказать мне свое недовольство. Может быть, предложить другую кандидатуру на смотрящего? Все готовились, более того, знали, что Медведь еще силен и без борьбы не уйдет. Скорее всего, останется так же, как и было. но только я теперь буду более послушен и зависим от воли большого схода.
Но моя готовность уйти хоть сейчас на покой их ошеломила. В глубине души каждый осознавал ужасные последствия моего ухода: единая артель рано или поздно рухнет под гнетом междоусобиц… С уходом воровского патриарха растает громадный опыт тонкого взаимодействия с властями, который копился десятилетия, сгниет паутина личных связей с армией сговорчивых чиновников, а ведь эти связи даже ценнее многомиллионного общака, имеющегося в распоражении сходняка. Возможно, в моих словах сквозила стариковская обида. Возможно… Но для них моя обида означала, что я не поделюсь своими знаниями и опытом с новым паханом, которого мятежные урки выберут помимо моей воли и без моего участия. Как ни поверни, все плохо.
В зале повисло тягостное молчание.
Вышло ровно так, как я и рассчитывал.
— Георгий Иванович, — кашлянул Ангел, — это не выход. Мы же понимаем, насколько ты полезен нашему делу. Если ты уйдешь на покой, новому человеку потребуется несколько лет, чтобы только вникнуть во все проблемы. А чтоб порешать их — не меньше десятилетия. Просто надо нам всем хорошо все обмозговать и исключить любые случайности.
Потом заговорили и другие, но повторяли одно и то же — соглашаясь с Ангелом.
А я их уже не слушал. Я думал о своем, о том, что выбрал правильный путь, не сделав ставку ни на ком из присутствующих. Слабаки! Стоило мне их пугнуть — как они хвосты поджали, приползли лизать руку. Да, моей артели нужна новая кровь, новая сила и… как там выражается Михаил Сергеевич… новое мышление.
Вот Варяг подойдет. Варяг не такой, как они. Я вздохнул и подумал мельком, как там сейчас Владислав на Сицилии, все ли у него нормально, удалось ли ему встретиться, поговорить и договориться с кем нужно. Ничего, скоро наш гастролер вернется и сам все расскажет…
— Хорошо, — произнес я твердо. — Пусть будет так, как вы говорите. Пока. Пока у меня хватит сил, я буду стоять во главе нашего дела. А ты, Федул, передай своим корешам, чтоб те посоветовали уркам на зонах содрать старые сторублевки со стен — они еще пригодятся, еще не все ходы перекрыты. Есть на примете один человек, который знает, как вернуть наши деньги. И не просто вернуть, а приумножить. Я болел, но не бездельничал, братва. Теперь все будет, как мы хотим.
Откинувшись в кресле, молча сидел Ангел и торжествующе наблюдал, как настроение схода разворачивается на сто восемьдесят градусов. И когда наши глаза встретились, мои губы сами собой сложились в довольную улыбку.