Гать
Шрифт:
В общем, пока судили да рядили, этих сажали, тех выпускали, объявляя то всеобщие выборы, то амнистию в честь очередного тезоименитства Его Высочества, воцарился на болотах окончательный бардак, вертеп и такие народные гуляния, что дня не проходило, кабы там или тут не вспыхивало очередное пожарище, отчего болота постепенно заволакивало столь плотным смогом, что не видать сквозь него было ни зги, ни стеги, никакого простого пути.
Ошую пойдешь — проблем огребешь. Одесную направишься — с проблемами поквитаешься.
Вот такой получился тупик гуманизма.
И не сказать,
Ничего не помогало.
Повсеместным явлением стало рытье частных схронов и блиндажей. Количество паленого гладкоствола на руках у населения не поддавалось исчислению. В некоторых городках, сказывали, местная милисия из полурегулярных патрулей на глазах сколачивалась в натуральные банды, норовя начать возводить повсюду самопальные стены и рогатки в инстинктивной попытке отгородиться от опасности, в самой сути которой им было недосуг даже усомниться.
Провидиц уж никто и не слушал. Молчите, проклятые, заткнитесь, ну вас с вашими дурными предсказаниями. Провидицы, разумеется, все тут же заткнулись, а кто не все — того уж разыскивают в качестве пропавших без вести.
Болотные земли отнюдь не выглядели пороховой бочкой — они ею и были.
И ведущий к ней бикфордов шнур уже отчаянно тлел промеж клубов вонючего смога. Тлел у всех под носом, только руку протяни — обожжешься. Но не нашлось ни единого разумного голоса, кто бы сумел пробиться сквозь гомон беснующейся толпы, кто бы сумел угомонить риоты, предложить дельный план. Все были слишком заняты самими собой.
Покуда все не свершилось.
— Глядят ли жадные очи с надеждой в небеса? Ищут ли божественного спасения?
— Нет, не глядят, о ужаснейший!
Клубок беспросветно черных змей продолжал свой нескончаемый танец, рассерженно шипя на закат, туда, где еще краснел над низкими тучами красный диск уходящего солнца. И самый этот звук разрывал на лету испуганных птиц — их перья опадали вниз хлопьями мертвого пепла.
— Протягивают ли руки в бессмысленной мольбе? Взывают ли горние силы себе на защиту?
— Нет, не протягивают, о беспощаднейший!
Трехглавый волк лязгнул зубами, взвивая одним этим движением столь яростные воздушные вихри, что они еще долго бродили по миру, словно спички поднимая в воздух утлые людские домишки и унося их прочь, навстречу неминуемой
— Склонились ли смертные коленопреклоненными? Бьют ли, упавши разом ниц, поклоны земные?
— Нет, не склонились, о кровожаднейший!
Одноглазый великан с горящей булавой, закинутой на плечо, разгневанным жестом сжал свободную ладонь в кулак, так что раздавшийся хруст сухожилий тотчас передался холодной земле, загудев страшным эхом лавин и камнепадов в далеких горах юга.
— Разверзлись ли рты в истовой молитве? Истерлись ли зубы от скрежета до кровавых десен?
— Нет, не разверзлись, о гневливейшая!
Изъеденная по пояс снизу могильным червием косматая женская фигура качнула висячей грудью и словно ударом поминального гонга прокатилась по лесам и болотам волна замогильного холода, от которого кровь стыла в жилах, а кто послабее — разом падали наземь и больше не вставали.
— Как же так?
Клубок огромных змей, трехголовое чудовище, одноглазый монстр и сине-белая гора гниющей плоти оглянулись друг на друга, недоумевая.
Оттрубил рог, поднялось море, погибли земли, восстали мертвецы — все символы и признаки конца времен, загодя предсказанные, были явлены миру.
Четыре бойца потусторонних царств явились на битву к полям Курукештры, Махараштры и Стрэшень, а встречают их — лишь голодная выпь да глухой тетерев, который бы не прекратил своего самовлюбленного токования даже перед лицом Армагеддона.
Где асы и ракшасы? Где тусы и калебасы? Где пламенные валькирии, возносящиеся в небеса с трубным гласом, раскалывающим звездную твердь? Где бесчисленные армии смертных, готовых выйти на ратный подвиг и сложить свои головы у корней всевечного Иггдрасиля, дабы потом в посмертии без конца и всякого смысла пировать на тучных лугах недоступной слабым духом Вальгаллы.
На последнюю битву добра со здравым смыслом команда противника не явилась, ввиду чего ей засчитывается техническое поражение.
Но если взглянуть на ситуацию с другой стороны, то продолжают елозить друг о друга змеи, ничуть не затупились клыки, по-прежнему пылает на плече дубина, а ядовитая слюна родового проклятия все так же тянется кровавой струйкой от уголков рта полумертвой богини.
Ничего не изменилось. Просто им некому противостоять.
Что ж. В таком случае, пеняйте на себя.
10. Ромовая баба
Разбитый ковчег всплывает со дна —
И вечно жить нам, и вечно плыть нам:
Искать счастье там
Монеточка
— Отставить!
Злотан бахнул кулаком по столешнице, так что фаянс подскочил и полетели на пол со звоном приборы.
— Не сметь при мне так рассуждать!
— А что такого? — на Иштвана громогласный окрик не произвел ни малейшего видимого впечатления. — Я тут с вами уже всю попу отсидел, скоро пролежни образуются.