Гауляйтер и еврейка
Шрифт:
В последнее время у него появилась потребность вечерами, после изнурительной работы, гулять по разрушенному городу. Он избирал такие маршруты, при которых ему не приходилось перебираться через груды развалин и горы мусора. Расчищенные улицы едва освещались, прохожих на них почти не было видно, лишь изредка встречалась какая-нибудь телега, тщетно пытавшаяся проехать среди куч щебня. Кругом руины, зияющие глазницы выгоревших окон, черные от копоти здания, призрачные фронтоны. Здесь, в глубокой тишине, он любил предаваться своим мыслям.
Как одинок он был, как страшно одинок! Он чувствовал это ежечасно! Люди, к которым его тянуло, теперь его избегали. Сердце
С Клотильдой он окончательно порвал и, оставшись без пристанища, жил теперь в маленькой комнатке в своем Бюро реконструкции.
Через несколько дней после того как Фабиан купил Амзель, Клотильда вступила во владение домом, великодушно предоставив свою обширную городскую квартиру Союзу друзей. Она с большим вкусом — в этом ей нельзя было отказать — расставила в имении великолепную старинную мебель. Б о льшую часть огромной библиотеки медицинского советника она велела снести в подвал. В Доме осталось только несколько тысяч томов — те, которые были в особенно нарядных переплетах. Это придавало дому ученый вид, против чего она не возражала. А что это за книги, ей было безразлично: Клотильда уже много лет ничего не читала.
Фабиан не вмешивался в ее распоряжения, он позаботился лишь о том, чтобы редкие книги были аккуратно сложены в подвале; но он еще раз напомнил Клотильде, что по договору Фале может снова приобрести Амзель, как только настанут другие времена.
И тут опять обнаружилось, какая глубокая, непроходимая пропасть разделяет их.
Клотильда, оглядев его с головы до ног, злобно сверкнула светло-голубыми глазами.
— Ты настоящий идиот! — закричала она вне себя от негодования. — Я, скорей, дам себя разорвать на куски, чем выпущу Амзель из рук! Ты как думаешь, еврей вернул бы тебе купленное? Что? Только ты можешь быть таким идиотом! Я забочусь о сыне, который борется за нашу страну, а ты — о каком-то ничтожном еврее!
В этот вечер он навсегда покинул дом.
Фабиан остановился. Он хотел избежать встречи с тремя одноногими инвалидами, которые, смеясь и болтая, шли по улице. Теперь на каждом шагу попадались эти одноногие жертвы злополучной суровой зимы — зимы первого года войны с русскими.
На сегодня хватит. Фабиан устал от скитаний по улицам, от раздумий. Он отправился поужинать, как всегда по вечерам, в винный погребок при «Звезде». Погребок еще был открыт для посетителей, но остальные помещения гостиницы гауляйтер занял для служебных надобностей. Отужинав, Фабиан сидел за бутылкой легкого мозеля и курил сигару, погруженный в свои мысли, преследовавшие его, как рой назойливых насекомых. Теперь ему часто случалось быть здесь единственным посетителем. В городе стало очень неуютно. Кому была охота идти в ресторан, чтобы на много часов застрять
Но сегодня ему повезло. Дверь открылась — и кто же вошел? Архитектор Криг! Да, он!
От радости Фабиан вскочил. Вот это приятно! Наконец-то можно перекинуться словом с разумным человеком! Он сразу заметил два новых ордена на груди у Крига.
Криг привез ему привет от Таубенхауза. О, этому в Смоленске жилось великолепно! Настоящий паша, магараджа, Великий Могол! А какое казино он выстроил в Смоленске! Мечта! Такое здание было бы уместно и в Париже! Деньги? Деньги никогда не играли роли для Таубенхауза.
Криг явился прямо с вокзала; он решил, что Фабиан сидит в «Звезде», и оказался прав! Криг подпрыгнул и захлопал в ладоши.
— Как я живу? Спасибо, хорошо! Очень хорошо! Впереди у меня месячный отпуск. Что-то там не ладится на Кавказе; скажу вам по секрету: высокопоставленные господа, видно, просчитались, — шепнул он на ухо Фабиану. — Мне было поручено, — продолжал он, повысив голос, — построить вместе с одним мюнхенским архитектором гостиницу в Тифлисе.
— В Тифлисе? — удивился Фабиан.
— Да, в Тифлисе, — засмеялся Криг. — Три недели назад наши войска должны были войти в Тифлис, сегодня — в Баку. Мебель и ковры для роскошной гостиницы в Тифлисе уже лежали наготове в Киеве. Ну-с, вот я и получил месячный отпуск! Уж сегодня-то Росмайер попотчует нас каким-нибудь особенным вином. В смоленском казино меня избаловали. Но сегодня вы мой гость, Фабиан. Ни слова, я купаюсь в деньгах! — добавил он.
Тифлис? С ума они сошли, что ли? Или они всегда были сумасшедшими? «Неизвестный солдат», которого Фабиан прежде ненавидел, писал на днях: «Эти безумцы дойдут до Волги, до подножия Кавказа, но дальше они не ступят ни шагу!» Фабиан мало-помалу стал верить «Неизвестному солдату» больше, чем официальным сводкам.
Когда кельнер принес драгоценное старое вино, Криг стал играть роль хозяина, изливая на Фабиана целый поток любезностей.
— Разрешите, уважаемый благодетель! — с воодушевлением сказал он, торжественно поднимая бокал, чтобы чокнуться с Фабианом. Видя, что Фабиан смеется, он продолжал с сияющей физиономией: — Благодетель! Да, таким я считаю вас, уважаемый друг, и на это у меня есть все основания. Вы в свое время рекомендовали меня Таубенхаузу, когда я носился с мечтой застроить новую Рыночную площадь! А ведь я тогда сидел на мели. Из чисто дружеских, бескорыстных побуждений вы привлекли меня к участию во многих проектах! Под вашим влиянием я вступил в партию! Я только последовал вашему примеру, высоко ценя ваш ум, проницательность, мудрость. Я говорил себе: если такой человек, как Фабиан, вступает в партию, то уж тебе это и подавно пристало. Сам бы я воздержался от этого из-за всяких сомнений и опасений, глупых, детских опасений. И если я сегодня так счастлив, кому же я этим обязан? Только вам!
На следующий вечер Фабиан опять остался один, Криг уехал с дочерью и внуком на отдых в деревню. Вокруг снова не было ничего, кроме руин, пожарищ и почерневших призрачных фронтонов. Как часто он в своих одиноких прогулках доходил до самого вокзала! От вокзала остались жалкие развалины; сквозь глазницы окон и провалившиеся своды виден был дым паровозов. Все вокруг было разрушено и сожжено, чудом уцелела только новая гостиница «Европа» — она отделалась лишь несколькими разбитыми стеклами. В свое время владелец «Звезды» Росмайер, арендовавший и «Европу», устроил на крыше гостиницы сад, откуда открывался чудесный вид на город.