Гауляйтер и еврейка
Шрифт:
— Целая поэма! — воскликнул восхищенный Робби.
— Нельзя же все-таки называть поэмой жареных голубей, — подтрунивал над ним Гарри.
— Почему же нет? — засмеялся Робби. — Их можно назвать даже собранием поэм.
— Ты хочешь сказать, что каждому дано право быть безвкусным? — снова начал Гарри. Он положил себе на тарелку голубя и сразу принялся ловко разрезать его.
— А из моей летающей бомбы будет прок, папа, — сказал он самоуверенно. Гарри любил поговорить о себе.
—
В ответ Гарри рассмеялся, как бы желая сказать, что не так-то легко расстается со своими идеями.
— Конечно, нет, папа. Мне удалось заинтересовать ею полковника фон Тюнена.
Гарри уже довольно давно был занят изобретением, которое он называл летающей бомбой. Планер подымал бомбу и, находясь над целью, автоматически сбрасывал ее.
— Ты только нажимаешь кнопку, папа, и артиллерийский склад взлетает на воздух. Бум! — произнес Гарри и нажал на стол, словно там находилась кнопка.
Малыш Робби, которому вино бросилось в голову, громко засмеялся, чем привлек к себе внимание сидевших за соседними столиками.
Гарри, грозно взглянув на брата, продолжал говорить о своем изобретении. Ему все еще не удавалось наладить управление бомбометанием на расстоянии, так как он мало что смыслил в радиотехнике.
Наконец подали десерт. Щеки Робби пылали, он то и дело беспричинно смеялся, но почти ничего не говорил.
— А ты, Робби, — обратился к нему отец, — как поживают твои рассказы? Закончил ли ты «Рождество машиниста?»
Робби в ответ только кивнул, так как рот его был набит мороженым.
— Да, «Рождество машиниста» уже закончено, — сказал он. — Я многое изменил в этом рассказе. Раньше было так, что машинист видел со своего места все происходящее у стрелочника, а теперь он сходит с паровоза и отправляется в домик стрелочника.
— А разве машинист имеет право оставить паровоз? — заинтересовался Гарри.
— Конечно. Ведь семафор все еще закрыт. Вот он и вошел в дом, и стрелочник с женой пригласили его к обеду.
Рабби рассказал, что было подано к столу.
— Затем дети спели рождественские песни, а машинист получил хорошую сигару.
— Но тут кочегар дал свисток, — закончил Робби свой рассказ. — Машинист в мгновение ока взобрался на паровоз, а жена стрелочника еще сунула ему рождественского ангела.
— А ведь в самом деле интересно! — похвалил Фабиан. — Ну а как со сказкой «Спотыкалка?»
— Отставлена, — коротко ответил Робби.
— Вот это правильно, Робби, над этой сказочкой только посмеялись бы, — сказал Гарри.
— Как и над твоей летающей бомбой, — задорно ответил Робби.
— Моя летающая бомба? — Гарри выпрямился. — Знаешь, Робби, ты еще
— Если вы будете ссориться, дети, — вмешался Фабиан, — я не закажу торта к кофе. А я как раз собирался это сделать.
— Мы не ссоримся, папа! — в один голос воскликнули мальчики.
В конце концов Фабиан предложил Робби, чтобы он дописал сказку «Спотыкалка» для него одного, и польщенный Робби дал свое согласие.
Весь город говорил о том, что юный Вольф фон Тюнен получил Рыцарский крест и чин капитана, и гауляйтер Румпф счел нужным устроить празднество в честь первого в округе кавалера Рыцарского креста. В торжественно разукрашенном зале ратуши полковник фон Тюнен представил приглашенным гостям своего отважного сына Вольфа, которого приветствовали аплодисментами и громкими криками «хайль». Вольф произнес короткую речь. Хотя он и выучил ее наизусть, но говорил плохо, запинался и замолчал на полуслове. Но тут баронесса фон Тюнен ринулась к трибуне и стала бурно лобзать своего сына. Рукоплесканиям не было конца.
Чествование закончилось кратким выступлением гауляйтера на тему: «Почему мы должны победить».
— Мы должны победить потому, что ни у одного народа нет такой отважной армии, — говорил он звучным голосом, — потому, что народ охвачен новым революционным духом, а революционные армии всегда побеждали, потому что мы сражаемся за право, которого нас лишали до сих пор. И, наконец, потому что мы сражаемся за свое существование.
Последние слова он, как обычно, уже прорычал в зал, неистово потрясая руками.
На следующий день газеты сообщили о том, что гауляйтер назначил мать молодого кавалера Рыцарского креста Вольфа фон Тюнена начальницей Красного Креста в городе.
Начальница Красного Креста! Баронесса фон Тюнен была в восторге. Наконец-то на нее возложена задача, соответствующая ее силам, ее пылкой любви к отечеству! С первого же дня она с великим рвением предалась своему делу и, правду говоря, работала не покладая рук с раннего утра до поздней ночи.
— Надо работать, — говорила она, — поболтать мы всегда успеем.
Она предложила и Клотильде руководящую должность в Красном Кресте, но Клотильда, выразив сожаление, отказалась. Союз друзей отнимает у нее все время и силы, заявила она. На самом же деле Клотильда просто избегала всякой обременительной работы. Она любила поздно вставать и завтракать в постели. И, если уж говорить начистоту, ненавидела уродливые больничные палаты и отвратительный запах карболки. Клотильда не выносила даже вида раненых и больных: ей становилось дурно.
— Нет, дорогая, благодарю вас, это не для меня.