Газават
Шрифт:
Что это? Не ослышался ли он, Шамиль?.. Так ли сумел понять слова сардара?
«Император признает твою храбрость, твои высокие порывы, твои боевые заслуги!»
Счастливым блеском загорелись очи имама. Неизъяснимой
— Сардар! — с дрожью в голосе произнес он, вперив свой огненный взор в лицо Барятинского. — Сардар! Я до сих пор шел против вас, русских, по повелению тариката. Я был вашим врагом. Я в один год взял до тридцати русских крепостей. Я уничтожал ваши войска в Андийских лесах. Я едва не создал одного могучего Дагестанского царства на Кавказе… Теперь я, бессильный пленник, сдался на милость белого падишаха, и падишах дарует мне жизнь… Аллах рассудил мудро. Волею Его далась вам победа над нами. Значит, вы были более достойны ее. Передай государю, сардар: я благодарю его за его милость ко мне, поздравляю его с владычеством над Дагестаном, и да будет отныне мир на благо нашего и вашего народа!
Шамиль кончил. Взор его потух. Стройная не по годам фигура как-то разом сгорбилась и поникла.
И вдруг взор его загорелся снова… В стороне ставки он увидел всю свою семью, доставленную сюда русскими из гунибской мечети.
Быстрыми глазами окинул он толпу женщин и остановил их
Черные глаза молодой женщины впивались в отца любящим, скорбным взором.
Ей уже успели сказать, что Шамилю не грозит никакая опасность, но она все еще не доверяла русским и готова была ежеминутно кинуться к сардару и молить его о пощаде для своего старого отца.
Шамиль все это ясно в один миг прочел в печальных, встревоженных глазах дочери.
Что-то горячее, как лава, подошло к его сердцу.
Воин и вождь как-то разом исчезли в нем.
Всю душу наполнило сладкое отцовское чувство.
— Моя бедная Патимат, — произнес он беззвучно, — все вы бедные мои! Сколько невольного горя причинил вам старый ваш отец!
И вдруг перед его мысленным взором предстала чья-то легкая воздушная фигура, чье-то бледное лицо улыбнулось ему светлой, ласковой улыбкой…
Старик весь замер на мгновение. Потом тихий свет разлился по его суровым чертам. Губы беззвучно прошептали:
— О мой Джемалэддин! Твоя душа может быть спокойна. Я помирился с белым падишахом. Я предался в его руки. Спи с миром, мой бедный любимый сын!..
И тихим скорбным светом засияли обычно мрачные очи пленного Шамиля.