Газета День Литературы # 125 (2007 1)
Шрифт:
– А как себя надо с ними вести?
– И не только, кстати, с собаками… Со всеми надо вести себя уважительно, – Ваня сел на траву и прислонился спиной к березе. – Слушаю тебя, капитан. Докладывай.
Зайцев помолчал, склонив голову набок – его, видимо, озадачили слова Вани.
– Ну что ж… Оперативная обстановка такова… На три дома – три подписчика "Коммерсанта".
– Бедный "Коммерсант", – вздохнул Ваня.
–
– Убыточное издание… Но кто-то, видимо, вкладывает деньги… Кому-то он нужен… Со своими выводами… Прогнозами… Советами…
– Оставим это, – сказал Зайцев. – Не наша тема. Два подписчика на месте. Живы, здоровы, румяны. Дела у них идут хорошо, квартиры выглядят достойно, дети учатся по зарубежам.
– Это правильно, – одобрил Ваня. – А третий?
– Ты оказался прав… Был третий да сплыл. Поменял место жительства.
– А жена осталась?
– Да, жену он оставил в квартире. Вернее, квартиру оставил жене. Но без средств к существованию.
– Поплыла тетенька?
– Да, так можно сказать. Ее зовут Надежда Юрьевна Мартынова.
– Звали, – поправил Ваня. – Вот палец и обрел свое имя.
– Не торопись, – с легкой досадой сказал Зайцев. – Жива Мартынова, хотя дома ее не застал. В деревне она. У родственников. Звонила соседке два дня назад…
– Слышимость была плохая? – невинно спросил Ваня.
– Знаешь, соседка жаловалась… А с чего ты взял? – перебил себя Зайцев. – Причем тут слышимость?
– Да ладно, – протянул Ваня, вскинув правую руку вверх и чуть растопырив пальцы – точь-в-точь, как это делали древнегреческие боги во время божественных своих бесед о человеческих недостатках.
– Продолжаю, – Зайцев помолчал, почувствовав Ванину снисходительность. – Соседка письмо от нее получила. Совсем недавно…
– Хочешь, скажу содержание? – спросил Ваня. – Значит, так… Надежда Юрьевна пишет своей соседке, что у нее все хорошо, она прекрасно чувствует себя в деревне, спит на свежем воздухе, ест фрукты, пьет парное молоко, родственники относятся к ней тепло и она просит не беспокоиться о ней.
– Так, – сказал Зайцев и, не добавив больше ни слова, направился к березке у самой опушки, потом вернулся, постоял над Ваней, окинул взором дымящиеся просторы свалки и наконец сел рядом. – Так, – повторил он. – Ты тоже был у этой соседки?
– Нет, не был… Я ее не знаю. Ты же устанавливал подписчиков "Коммерсанта".
– Откуда тебе известно содержание письма?
– Это очевидно… Дай-ка мне его на минутку, хочу взглянуть на одну вещь… – и Ваня протянул руку, чтобы взять у Зайцева письмо. Тот некоторое время сидел неподвижно и только остренькие желваки мелко-мелко играли у него
– Думаешь, оно у меня есть? – наконец, спросил он.
– Конечно. Ты для меня его и прихватил.
Помедлив, Зайцев протянул Ване конверт.
– И второе давай. Ты должен был взять у соседки второе письмо, которое она получила раньше, может быть, даже в прошлом году… Почерки сличить, – пояснил Ваня, наткнувшись на недоуменный взгляд Зайцева. Положив на колени письма, Ваня некоторое время всматривался в них, потом, сложив, сунул обратно в конверты.
– Ну? – не выдержал Зайцев. – Ее почерк?
– Да, похоже, она писала… Ты вот спрашиваешь, откуда мне известно содержание письма? А о чем еще можно писать по принуждению, когда нож у горла? Что все хорошо, не беспокойтесь, прекрасно себя чувствую, а главное – не вздумайте поднимать шум, бить в колокола, звонить в милицию… Эта твоя Мартынова… Умная женщина… И мужественная.
– Неужели? – усмехнулся Зайцев.
– Понимая, что ее ожидает смерть, она нашла силы послать тебе крик о помощи. Хотя нет, какая от тебя помощь… Это было сообщение о злодействе, – Ваня положил руки на колени, подпер ладонью небритый свой подбородок, покрытый седоватой щетиной, и надолго замолчал.
Зайцев, откинувшись спиной на тонкий ствол березки, неотрывно смотрел в небо. По его лицу проносились легкие тени от листвы, солнечные зайчики и, казалось, ничто его не тревожит в это солнечное утро в районе сорокового километра Минского шоссе. И только желваки, нервно подрагивающие под его тонкой кожей, выдавали истинное состояние следователя.
– Давай, Ваня, говори, – наконец, произнес он.
– А что ты хочешь от меня услышать, к
апитан?
– Правду, только правду, ничего кроме правды!
– Так я вроде того, что…
– Не надо, Ваня… – устало проговорил Зайцев. – Давай выкладывай… С чего ты взял, что письмо написано по принуждению, или, как ты выразился, с ножом у горла?
– Прежде всего, конечно, палец. Ты мне сказал, что дома ее нет, что она в деревне, звонила оттуда, но слышимость была плохая.
– Это не я, это ты сказал. Другими словами, звонила не она?
– Я исходил из того, что палец принадлежал ей, следовательно, она мертва. И что бы я не произносил…
– Крик о помощи, – напомнил Зайцев.
– Посмотри на два письма, которые у тебя кармане. Одно написано давно, другое совсем недавно. Есть такая привычка у многих – черточку ставят над буквой "Т" и под буквой "Ш". Раньше она этого не делала. А в этом письме подчеркнуты все эти буквочки. Она давала сигнал знающему человеку – хоть почерк и мой, но я писала не по своей воле.