Газета День Литературы # 129 (2007 5)

День Литературы Газета

Вещь – одно, а имя – это другое. Имя его спасало от вещи, и от жути ночной.

Летом я писала свою книгу "Китежанка", жила уединенно в г. Чехове, недалеко от усадьбы Ланских. Владимир Алексеевич приезжал часто и всегда ранним утром. Солнце, река, щебет птичий, ранний завтрак, показ стихотворений мною и его рассказы и приветы. В один из приездов он отправился проведать знакомых, старых людей – мужа и жену. Часа через три вернулся и протянул мне подарок пожилой пары – жестяночку с написанным на ней Серафимом Саровским. Примитивно написанная иконка: старец в лапотках выписанных, с сумочкой холщовой, с посошком. Деревцо меньше его. Детский

рисунок. Прямо Руссо из музея Пушкина. "Вот тебе прислали, очень им хотелось именно её подарить тебе. Как осенило вдруг. Достали и велели передать".

А потом была Александрова Слобода. В древнем храме шелушилась и осыпалась со стен старинная роспись. И вдруг в тяжелом, как спрессованное время, воздухе блеснуло озерцо с кувшинками, затерявшееся в лесной глуши. Мы подошли поближе.

У светлой водицы на камне коленопреклонённый Серафим Саровский протягивал руки. К небу? Нам? В вечное обещание помощи. Молодой священник, монах в щеголеватой, изящно сшитой рясе строго попенял нам, что мы громко начали разговаривать. А мы говорили, что на наших иконах святые и лошади, и березки, и кувшинки, и озёрца лесные. Мы вышли за ворота крепости Ивана, мы шли по траве детства, по спорышу, целебной траве. И Владимир Алексеевич вдруг сказал: "Когда уже я не смогу тебя защитить, тебя защитит от хворей и дурных людей простая русская травка. Не зря же она у ног Серафима на той жестяночке намалёвана".

Ямиль Мустафин РОДОСЛОВНАЯ

Лето 1968 года выдалось жарким. В двадцати трех километрах от Москвы, в деревне Усово, я снял "дачу".

"Дача" – избёнка, ушедшая двумя прогнившими венцами в землю, стояла на самом краю деревни, возле колхозного кукурузного поля. Хозяйка "дачи", Лидия Васильевна, худая женщина с елейным голосом, добродушно, но удивительно упорно талдычила:

– Ну скажите, где вы за пятьсот рублей снимете такую дачу?

Я старался увидеть "дачу" – подходил то к завалившемуся углу избы, то к маленькому оконцу, осторожно ступал полшага от крыльца, боясь наступить на ранний гривастый укроп, кружевные побеги петрушки.

– Да что вы разглядываете, будто купить хотите! – с доброй улыбкой продолжала хозяйка, заметив на моем лице растерянность. – Лес рядом! Москва-река – рукой подать. Тишина! Воздух!

– От скотного двора силосом...

Я не успел высказать мнение, хозяйка сочувственно, как добрый давний знакомый, перебила меня:

– О каком запахе говорите, дорогой? Запах, правда, бывает, когда ветер оттуда, но это так редко, да и то чаще всего ночами... Почему, думаете, я вам сдаю за такую малую сумму?

– …Люди за такие деньги снимают дом с участком! – слабо возразил я.

– Может, и снимают, – упёрлась она короткими руками в костлявые бока. Сощурила чистые, небесной голубизны глаза, искривились в усмешке тонкие губы, лоснящиеся от густой помады. – Дорогой, вы не дали мне высказаться до конца, перебили. Так вот, я сдаю вам за такие деньги лишь потому, что вы о собакой, – хозяйка кивнула на Раджа, спокойно сидевшего возле моих ног. – Да ещё дети. У нас в Усове никто вам дачу не сдаст! Да-да, тут у нас особая зона… – многозначительно заметила женщина. – Сами видите, какие дачи вокруг нас! Там живут цэковские работники... Им покой нужен! Небось видели, в какой чистоте и порядке

содержатся тут дороги, леса... Тишина какая, чуете? Так что смотрите, неволить не стану. Дачники найдутся... Москва-река – рукой подать!

После таких слов мой доберман поднялся на задние лапы, передние положил мне на плечи и лизнул в лицо, точно понял смысл нашего разговора. Кто знает, а может и понял...

– Ишь какой ласковый песик-то, – улыбнулась хозяйка избушки. – Кому он понравится? Телёнок и только. В деревне народ строгий, собак не особенно-то любят, своих держат на улице. А чтоб в избу? Упаси Бог! Пуская к себе с таким псом, я рискую врагов нажить... А мне жить с соседями, сами понимаете. Вижу, вы человек интеллигентный, грамотный, знаете, что к чему... – шумно вздохнула женщина, точно вынырнула из воды. Радж снял тяжёлые лапы с моих плеч и уставился рыжими глазами на хозяйку "дачи". Коричневые брови собаки двинулись вверх. Он словно разглядывал и оценивал женщину, а верно ли она толкует?

– Ишь какой! – делая улыбчивую мину, заметила Лидия Васильевна. – Вот что у него в башке? Про что я и говорю, – и хозяйка "дачи" отступила на шаг.

– Он у нас умный, спокойный, – сказал я и обнял Раджа. – Правда же, сынок?

– Как же вы такого телёнка сыном называете? Не грешно? – изумилась женщина. – Говорите, у вас есть сын и дочь...

– К нему мы все так привыкли, что он стал самым настоящим членом семьи, – смущённо ответил я. – Радж наш любимец.

И тут Радж снова лизнул меня в щёку, и короткий хвост задрожал с быстротой секундной стрелки.

– Хорошо, уговорили, – согласился я. – Дня через три мы приедем. Не знаю, правда, как всё это понравится ребятам, жене...

– У нас всем нравится, – твёрдо заявила женщина. – Не зря же вокруг нас зелёные заборы. Давайте задаток и можете в любое время приезжать. – И Лидия Васильевна сняла одну руку с бедра и, как бы между прочим, небрежно протянула мне. Жест был настолько красноречив, что возразить я не мог. Вот, пожалуй, тогда я понял, что передо мной не избёнка, не избушка и не какой-то домик, а настоящая дача, вошедшая в сюжет классических произведений, и хозяйка не официантка из шашлычной "Цапля", а истинная дворянка, привыкшая повелевать...

На "дачу" мы приехали в начале июня, когда пышно цвела сирень, в лесу благоухали ландыши и, казалось, что цветы-колокольчики издавали малиновый звон. Упитанные шмели в бархатных сюртучках гундосили над россыпью тысяч крохотных солнц-одуванчиков. Лепестки яблонь, вишень позёмкой вихрились по земле...

Когда жена увидела снятую на два месяца "дачу" за пятьсот рублей, она развела руками:

– За такой сарай, такие деньги?!

– Лес рядом... Река... Тихо... Воздух. За зелёными заборами живут цэковские работники, – почти словами хозяйки "дачи" говорил я жене.

– А откуда так отвратительно пахнет? – обернулась жена в сторону силосной ямы.

– Ну... Скотный двор... Коровы...

Обстановку разрядили Радж и дети: они носились по тропинкам, смеясь и визжа от радости и восторга, когда пёс валил их на землю и, басовито полаяв, отбегал и принимал позу сфинкса. Вся его довольная, до ушей, улыбка как бы говорила: "Ну, кто сильней? Кто ловчее? Вот где раздолье!"