Газета День Литературы # 134 (2007 10)
Шрифт:
Критика Лили Брик иной направленности содержится в письмах Людмилы Владимировны Маяковской к матери и отчиму Татьяны Яковлевой, Михаилу Суслову, Леониду Брежневу: "Я очень благодарна … за доверие и передачу мне материалов, которые дают мне твёрдую уверенность в том, что их разлучили искусственно, путём интриги лиц, заинтересованных в том, чтобы держать брата около себя и пользоваться благами, к которым привыкли" ("Литературное обозрение", 1993, № 6); "На самом деле к дому, где сейчас находится музей Маяковского, поэт имел малое отношение. Квартира, которая числилась за Маяковским и которую он содержал за свой счёт, как и её жильцов: О.М. Брика и Л.Ю. Брик. Брат мой там имел лишь одну маленькую комнату, где иногда ночевал в последние четыре года"; "Здесь за широкой спиной Маяковского свободно протекала "свободная" любовь Л.Брик. Вот то основное, чем характеризуется
Вот почему они буквально заставили Маяковского потратиться и на меблированные бриковские номера..." ("Вопросы литературы", 1994, № 4).
Думаю, такие обвинения нельзя оставлять незамеченными, любой исследователь, стремящийся к объективности, просто обязан их комментировать. По иронии судьбы два последних письма опубликованы в журнале, в котором давно трудится Б.Сарнов. К тому же, подобные мысли высказывали и высказывают самые разные авторы, и некоторых из них даже Бенедикт Михайлович, думаю, не осмелится записать в антисемиты.
Напомню, что Анна Ахматова, по свидетельству Лидии Чуковской, всегда "с презрением и гневом" относилась к Брикам. Об этом, в частности, свидетельствуют следующие её суждения: "Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами" (20 мая 1940); "Лиля всегда любила "самого главного": Пунина, пока он был "самым главным", Краснощёкова, Агранова, Примакова... Такова была её система" (25 апреля 1959); "Я её видела впервые в театре на "Продавцах славы", когда ей было едва 30 лет. Лицо несвежее, волосы крашеные, и на истасканном лице – наглые глаза" (25 июня 1960); "Знаменитый салон должен был называться иначе... И половина посетителей – следователи. Всемогущий Агранов был Лилиным очередным любовником. Он, по Лилиной просьбе, не пустил Маяковского в Париж, к Яковлевой, и Маяковский застрелился" (11 ноября 1962).
То есть, задолго до публикаций в "Огоньке", которые во многих отношениях ущербны, высказывались суждения, серьёзно разрушающие миф о Бриках и Маяковском. И эти суждения отнюдь не безупречны, требуют коррекции разной степени, но их авторы ближе к истине, чем Б.Сарнов.
Есть, несомненно, и оценки, правота которых не вызывает сомнений. Действительно, Лиля Брик "использовала" В.Маяковского: как минимум, последние 8 лет он был для неё "кошельком", средством для безбедного существования. Достаточно прочитать письма и телеграммы Л.Брик к поэту, собранные в книге Б.Янгфельдта, чтобы понять: деньги в её отношениях с В.Маяковским были, как раньше выражались, движущей силой. Приведу выдержки из посланий Лили Брик только за 5 месяцев 1925 года: "Пришли мне пожалуйста визу и деньгов" (3 августа); "Надо денег на квартиру" (13 августа); "Масса долгов. Если можешь переведи немедленно телеграфно денег" (12 сентября); "Щенёнок деньги получила" (18 сентября); "Волосит деньги получила" (8 октября); "Переведи мне телеграфно денег" (24 октября); "Прошу срочно перевести мне денег" (27 октября); "Телеграфируй, есть ли у тебя деньги. Я совершенно оборванец … Купить всё нужно в Италии – много дешевле. Хорошо бы достать тебе визу, чтобы смог приехать за мной" (4 ноября).
Возмутятся и напомнят "про это", про любовную составляющую писем и телеграмм. Отвечу: "про это" – лишь местами красивые слова, которые умирают в "некрасивых" поступках, лишь словесная пудра, частично прикрывающая вывихнутые, лживые, расчётливо-циничные отношения. Их, в частности, характеризуют следующие строки из посланий Лили Брик поэту (три первых адресованы Маяковскому и Осипу Брику): "Хочу целоваться с вами!! Ждёте? Ваша верная Лиля кошечка " (9 декабря 1921); "Скоро приеду и больше никуда никогда от вас не уеду!!!" (23 апреля 1922); "Почему, Осип, ты не жил дома? … Пришлите вы, чёрт вас возьми, толстых папирос! Сколько раз просила!!! Тра-та-та-та-та!... Целую восемь лапиков. Ваша до гроба кошечка (28 декабря 1921); "Это правда, хотя я не обязана быть правдивой с тобой" (До 31 января 1923); "Пиши подробно как живёшь (С кем – можешь не писать)" (26 июля 1925); "Очень хочется автомобильчик … Много думали о том – какой. И решили – лучше всего Фордик … Только купить надо непременно Форд последнего выпуска, на усиленных покрышках-балонах; с полным комплектом всех инструментов и возможно большим
Естественно, что для меня Лиля Брик, если аккуратно выражаться, блудница, для Бенедикта Сарнова – "первая любовь", "больше, чем женщина, сверх-женщина".
Именно с таких жреческих высот оценивает Лиля Брик свою соперницу Татьяну Яковлеву в письме к сестре от 17 декабря 1928 года: "Элик! Напиши мне, пожалуйста, что за женщина, по которой Володя сходит с ума, которую он собирается выписать в Москву, которой он пишет стихи (!!!) и которая, прожив столько лет в Париже, падает в обморок от слова merde!? Что-то не верю я в невинность русской шляпницы в Париже". Как видим, опыт блудницы играет в данном случае не малую роль. К тому же налицо, как этого Сарнов не заметил, национальное предубеждение к русским: надо полагать, что если бы шляпница была, скажем, гречанка или еврейка, то Лиля Брик в её невинность поверила бы?
Не заметил Б.Сарнов заведомой лжи в словах родной сестры Лили Брик Эльзы Триоле, которые приводит в книге без комментариев. Я из большой цитаты возьму один фрагмент: "А потому трудному Маяковскому в трудной Москве она предпочла лёгкое благополучие с французским мужем из хорошей семьи. И во времена романа с Маяковским продолжала поддерживать отношения со своим будущим мужем... Володя узнал об этом". Очевидно, что Эльза Триоле работает на сестру и "зачищает" её соперницу "по полной программе". В реальности никакого параллельного романа у Татьяны Яковлевой не было: он начался уже после того, когда женщине стало известно, что Маяковский не приедет в Париж (как утверждают многие, по воле Бриков). Маяковский же о якобы романе ничего не знал, его технично известили сёстры Каган уже о состоявшейся свадьбе Яковлевой. Очевидно и другое: в отличие от Лили Татьяна всю жизнь работала и не стремилась к "лёгкому благополучию". То есть не вызывает никаких сомнений, что Татьяна Яковлева более достойный человек, женщина, чем Лиля Брик. Только не надо искать в этой оценке "антисемитскую подкладку", видеть противопоставление "русская женщина" – "жидовка".
Остаётся за пределами книги Сарнова и то, что Лиля Брик "использовала" Маяковского и после смерти поэта, о чём подробно и доказательно рассказывается в статье В.Дядичева "Маяковский. Жизнь после смерти: продолжение трагедии" ("Наш современник", 1993, № 12). Приведу не требующий комментариев пример. Уже через 4 дня после того, как постановление СНК РСФСР вступило в силу (в нём, в частности, говорилось, что издаваться полное собрание сочинений Маяковского должно "под наблюдением Лили Брик"), "вдова" поэта писала: "Прошу выдать мне следуемые (так у неё. – Ю.П.) мне с Госиздата три тысячи рублей за В.В. Маяковского".
Б.Сарнов игнорирует высказывания Ахматовой, Маяковской и потому, что они хронологически и идейно разрушают тот миф, который критик навязывает читателю. Смысл кампании против Брик Сарнов видит в том, "чтобы оторвать Лилю от Маяковского, – доказать, что она никак и ничем не была с ним связана. И если была в его жизни настоящая любовь, то это была любовь к "русской женщине" Татьяне Яковлевой. Этим расистам с партийными билетами членов коммунистической партии (один из них был довольно крупным партийным функционером – помощником самого Суслова) было наплевать даже на то, что единственной настоящей любовью великого пролетарского поэта в их интерпретации оказалась белоэмигрантка. Чёрт с ней, пусть эмигрантка, пусть кто угодно, только бы "русская женщина", а не "жидовка".
Когда встречаешь такое на протяжении 669 страниц книги, то наступает момент привыкания, многое даже не удивляет, воспринимается как норма: отсутствие высказываний тех, с кем полемизирует критик, свободный пересказ, точнее, сочинение на заданную тему с "антисемитской подкладкой"... Но иногда прорываются откровения, оценки, к которым привыкнуть невозможно. Они, мягко выражаясь, удивляют и "оживляют" текст.
Например, во время разговора "про это" Б.Сарнов касается слухов об импотенции и сифилисе своего любимого поэта. И делает сие с удовольствием, особенно явным тогда, когда дважды приводит версии Лили Брик. Так, на вопрос Сарнова о сифилисе ответ был таков: "Да не было у Володи никогда никакого сифилиса! – гневно сказала она. И тут же без тени смущения добавила: – Триппер – был". Далее следует авторский комментарий, который красноречиво характеризует самого Бенедикта Сарнова: "Мол, что было – то было. И она этого не скрывает. И стеняться тут нечего: дело житейское".