Газета День Литературы # 63 (2001 12)
Шрифт:
Маленькое, личное, семейное происшествие он вдруг оценил, как вселенскую драму и оказался провидчески прав. Ибо для моей семьи эта странная история покрывала даже весь ужас, царящий в Росии. Конечно, в лице Анпилова появилось несколько резонерское, не хватало лишь взмаха руки пред толпою; но во взгляде-то была искренняя человеческая жалость, а в хриплом голосе жила теплота участия. Но первую сполошливую мысль он тут же отмел; оказывается, люди в мыслях бродят одними тропами и бередят сердце похожие чувства, несмотря на всю непохожесть свою. Анпилов же не знал, что я уже хватался за ружье и был полон самых злодейских замыслов.
— Знаешь, так не пойдет, — сказал Анпилов. — Сразу по поселку разнесут, что писатель Личутин, записной русский патриот, убил собаку, что он злодей законченный, что с ним рядом и сидеть-то страшно. Я к тебе пошлю своего человека, и он все устроит, сыщет собаке приличное место и кормежку.
Анпилов с крыльца, как с уличной трибуны,
— Слушай, Личутин, напиши философский рассказ. Это будет замечательный рассказ. А я к тебе своего человека подошлю, и он все уладит. А то писатель с ружьем… Нет. Это несерьезно. Ты, главное, не переживай и выбрось все из головы. Честное слово, я все улажу на этих же днях.
И верно, вскоре приехали; Василий Васильевич своей улыбчивостью и подтянутостью, предупредительностью манер походил на партайгеноссе из старых картин; его соратник пыльностью седоватой шевелюры и жестковатостью сухого, как бы прокаленного лица напоминал кадрового революционера-оратора подпольных времен, выехавшего под Москву на маевку. Я с первого взгляда понял, что это свойские замечательные ребята рабочей кости; я и сам был из этого племени, и мне не надо было отыскивать для объяснения каких-то особенных доходчивых слов.
Подогнали машину, распахнули заднюю дверь, словно зазывали жертву в воронок. Вот она немая сцена: дог, возлегающий на крыльце, как на троне, а у подножья двое дерзких, возмечтавших о свободе. "Несчастные глупцы, на кого поднялись! Да я сейчас живо намотаю ваши жилы на кулак и выдерну из рабьего несытого тела. Эх, знать, мало вас мяли в мялках и перетирали в жерновах, если пустыми бреднями замутили пустые свои головенки!" — дог сладко зевнул, широко раззявил пасть, сронил на лапы ошметок слюны. И только приготовился снова уложить телячью башку на подставленные лапы, как тут же встрепенулся, глухо зарычал, словно в груди раскатилось каменье, поднялся на лапы.
— А ну иди сюда, — умильным голосом пропел Василий Васильевич, словно бы обещал псу сахарную костомаху. Но не было у него сытного гостинца, зато правая рука была обмотана фуфайкой и походила на безобразную культю. Дог зарычал, но уже без страсти прежней, без громового раската в голосе, лениво спустился со ступеней своего престола; я похолодел от страха; ну, думаю, конец пришел партийному товарищу, сожрет его псина за милую душу и косточки не выплюнет; и во всем я буду виноват, ибо я подвел человека под беду. Но, братцы, что случилось с нашим деспотом! Он вдруг попятился от неведомого ужаса, уже с тоскою во взгляде обращаясь ко мне и вымаливая помощи. А Василий Васильевич с лицом добросердного партайгеноссе все протягивал псу свою культю, похожую на бычачью ногу, и повторял умильным голосом: "Ну иди ко мне, братец мой!" И вдруг дог, потеряв всякую спесь, кинулся бежать и пропал во тьме. Его стали окружать, закрывать все дыры, чтобы он не скрылся в лесу; но дог пропал с концами и как-то сразу улетучилось его гипнотическое всесилие. Случай казался столь странным, а решение вопроса столь быстрым, что не верилось в благополучность исхода. Бродягу подождали, поискали по околотку, но разве в ночной темени что разглядишь? Знать, затаился, сукин сын, в травяной ветоши, свернулся калачом, навострил слух, а теперь выжидает конца облавы, чтобы занять подобающее место. Не век же будут ставить рогатки и окружать, когда-то же и надоест ловить. Добровольные помощники, попив чаю, уехали; время к полуночи, а еще попадать к дому — не ближний свет. Через неделю они появились в нашем дворе снова и уже хитростью залучили нашего тирана в машину и отвезли в Москву. Там ему нашлись крыша над головою, служба и корм. Конечно, это тебе не богатый дом с коврами на полу, мягкими диванами и песьим фабричным кормом, который не надо жевать; но если из подобного житья его вытурили обманом, выкинули на улицу, то стоило ли жалеть прошлую жизнь; и надо думать, что дог и не скучал по ней, коли так привязался к нашей бедной усадьбе, вдруг сыскав в ней особых прелестей. Пытались же мы устроить дога в благополучный двор, но оттуда он сбегал; может, в тех владениях он не имел той власти, что вдруг заполучил у нас; и она, эта власть, показалась куда слаже самых сытных кормов, таджикских ковров, натертых паркетов и итальянских кушеток.
Шли дни чередою, уже березы стали опушаться зеленью, мы потихоньку собирались в деревню, дожидаясь, когда сын закончит класс. Происшествие с приблудной собакою стало тускнеть, выпадать из памяти, как то, многое, что уже приключалось с нами за долгую жизнь; и если когда и вспоминалось вдруг, то с улыбкою, без досады и горечи, как забавный случай. Тираны приходят и уходят, доставляя безусловно множество обид и горечей, как бы понапрасну выжигая из жизни целую череду невосполнимых дней; один в дачном райке лечит переломанную переносицу, в то же время
Однажды на даче уже перед самым отьездом в деревню затенькал телефон. Звонила какая-то тетка, в трубке возраст не разобрать. Но голос властный, требовательный, робкую душу сшибающий с копыльев. Де, нашелся достойный человек, коему шибко надобен дог; де, он готов взять даже хворую собаку и призреть ее. Намерение, конечно, хорошее, но кабы воплотилось оно неделей раньше, то куда с добром. Мы бы только воспели аллилуию, де, Господь не оставил без милости. Но тут уже все обошлось, и ворошить сделанное — только беспокоить добрых людей, доставлять им лишнюю досаду. Я так и сказал, что собака оприючена, ей хорошо на новом месте. Звонившая стала требовать адрес, я ответил, что места того не знаю, да и неловко беспокоить добрых людей. Но эта назойливая тетка навряд ли слышала меня, ибо пристала, как клещ в коросту, и давай терзать меня: де, выложь и подай телефон, иначе ей в ту же минуту сдохнуть. Нервы мои сдали, и я положил трубку, чтобы не слышать надрывного тона и посяганий на мою жизнь. Эти собачницы и кошатницы, будто члены особого ордена, объединенные презрением к человеческой особи, вдруг обнаружили не только особенную назойливость и кичливость, но и сильное стадное чувство. На третий раз, когда позвонила настойчивая тетка, я все же догадался спросить ее фамилию, но она не ответила, облив меня помоями; де, пусть ваш дом порушится, а все беды падут на семью, и пусть никогда не видать вам счастья и покоя. И все в таком же возвышенном тоне, не терпящем возражений. Она говорила с быдлом, с самым презренным существом, коему почему-то еще дозволено видеть белый свет и дышать… О эти тетки, лишь слегка перелицевавшиеся под новые времена! О эти жены чиновников, присосавшихся к государственным сейфам, газовым и нефтяным трубам и к таможенным оконцам; столько в них оказалось спеси и гонора, будто всем им выдали ярлык на княжение. И невольно подумаешь, что не прежняя система обветшала и лишилась достойного лица, а нравственные качества чиновника вовсе сошли на нет, когда ум подменили хитростью, наглость пошла за смелость, цинизм — за раскованность натуры, тупая кичливость — за гордоватость характера; нынче всяк сел не в свои сани и ну погонять, да прямо в пропасть, прямо в тартарары, хрипло грая, как обожравшееся падалью воронье. Вот сидят на падали, сыто чистят перье и лишь лениво отлетят в сторону, когда подбежит на густой запах линяющий, в подпалинах волчара, у которого уже выпали клыки, но сохранились прежние стати и густой клокочущий голос: "Ша, не шалить! Ужо приставлю к вам семнадцать снайперов, и ни одного из вас они не выпустят из прицела". А когда всяк под прицелом, то как тут не послужить, ну как не порадеть властелину, тайно презирая его.
Сукин сын, ну зачем ты прибрел к нам, а не сделал подкоп в злачное место? Но он и не смог бы сделать этого. Ибо открытое противостояние, вражда, столкновение идеалов в конце века сменились скрытой, внутренней, темной и тайной борьбой интересов, все как бы облеклись в пятнистые камуфляжи, и незаметно подползла и укрепилась в России новая форма власти — тирания чуждого духа, и всякая даже сильная личность, не может заявить о себе в полный голос, невольно подчиняясь особому скрытому сообществу людей, захвативших государство. Деспотия духа, которой не было даже при советах, нечто совершенно новое для России, обескураживающее наивный народ и жутковатое в своей сущности.
Владимир Ленцов ЛАРИСА (Поэма)
Владимира Ленцова все русские писатели знают не только как поэта, но и прежде всего как неутомимого издателя и пропагандиста современной русской литературы. Трудно будет найти писателя, которого бы ни разу не издавал Ленцов. Так было, так, надеюсь, и будет. Пока есть силы. Пока есть творческая энергия. А то, что она у поэта имеется, доказывает и публикуемая нами поэма «Лариса». Прошло немало времени с ее написания, но не остыли чувства, она дорога до сих пор и самому автору.
Так давайте же ценить то, что составляет нашу жизнь. Давайте беречь наше прошлое. Ибо оно было значимым и в судьбах мира.
Владимир Бондаренко
ceter
1
…Откуда я знал,
Что где-то в Сормово
Когда-то цветов было много сорвано
Для женщины мне неизвестной,