Газета День Литературы # 64 (2001 13)
Шрифт:
Во-первых, это дело о покушении на депутата Госдумы Кодзоева. В него стреляли в марте, убили его охранника, капитана милиции Сазонова, но сам Кодзоев остался жив. Беляк защищает предполагаемого стрелка и выясняет, что он — вовсе не стрелок. Сейчас к этому наконец склоняется и следствие.
В этом году было еще и Рижское дело, в котором Беляк защищал трех ребят из партии Лимонова. Впрочем, даже не защищал, а координировал действия латвийской защиты, потому что эти ребята — российские граждане — изначально отказались от защиты латвийской и попросили, чтобы приехал именно он.
— Я не мог отказать им в этом, потому что меня не поняли бы даже мои коллеги, и поехал туда фактически за свой счет, — рассказывает Беляк. — Я был у них в тюрьмах и такого еще не было в практике, чтобы российского
— А дело Лимонова?
— Мы ведь стояли на грани того, что Лимонова отпустят, — рассказывает Беляк, — 6 сентября Генеральная прокуратура пошла навстречу моим доводам, выводам и аргументам и Колмогоров подписал освобождение Лимонова, но 10 сентября под давлением ФСБ первый зам. генерального Бирюков изменил решение Колмогорова и оставил Лимонова в тюрьме. Но это тоже был успех, потому что, во-первых, все поняли, как варится эта каша, как человеку сначала могут разрешить выйти, а потом отменить решение. Во-вторых, мы нашли сторонников в Генеральной прокуратуре! Ведь все эти чудовищные обвинения в терроризме и прочих кошмарных преступлениях просто надуманы! Ведь в основе всего этого дела — и о захвате власти в России, и о терроризме, и о незаконных вооруженных формированиях — в основе всех этих трех дел лежит всего лишь навсего несколько публикаций Лимонова в газете «Лимонка» и в информационном бюллетене НБП, где он рассуждает о необходимости новой революции, вооруженного восстания, поддержке силой оружия вооруженных восстаний в странах СНГ, если такие возникнут. Но ведь все это было написано в сослагательном наклонении, и это его право, так как он — публицист и писатель. И это ему ставится в вину, и на этом строятся обвинения в терроризме, в незаконном вооруженном формировании и строилось обвинение в захвате власти в России. Якобы Лимонов со своими нацболами планировал отобрать власть у Путина! С шестью ржавыми автоматами, что ли?! Но теперь захват власти в России все-таки посчитали писательскими фантазиями. Это было настолько смешным обвинением, что ФСБ под давлением Генеральной прокуратуры прекратила это дело. Но другие дела почему-то не прекратили, хотя там фигурируют те же самые статьи. То есть 3–4 публикации лежат в основе всех трех статей обвинения…
Точно так же адвокат Беляк был погружен в дела, когда работал над альбомом. "Эротические галлюцинации русского адвоката" записывались в то время, когда Сергей вел в Питере дело Шутова. За то время, что прошло с начала работы, а это было в августе прошлого года, до выхода альбома в свет Беляку удалось вытащить из этого дела Александра Жуковского, который так же, как и Шутов, был признан организатором убийств. Это дало основание и Шутову вздохнуть свободно, ведь теперь и Шутов понимает, что он может быть освобожден, раз следствием были допущены ошибки в отношении другого человека.
— Однажды после процесса я заехал в студию к Андрею Барановскому и Петру Струкову, — вспоминает Беляк, — мы разговорились, выпили, я взял гитару и начал что-то наигрывать. Струков и говорит: "У нас есть окно в студии, мы можем записать твои песни. Сделаешь себе CD-R, будешь дома слушать себе в удовольствие". Но ведь я — адвокат и стараюсь все делать качественно: и работу, и жизнь, и отношения с людьми, вплоть до дизайна
Этот альбом и получился сюитой, с прологом и с эпилогом, с кульминацией, со своей динамикой. В него вошли двенадцать песен — шесть из них Сергей написал на собственные стихи, две — на стихи Владимира Маяковского, две — на стихи Игоря Северянина, и еще по одной — на стихи Николая Асеева и Василия Федорова.
— Мы постарались объединить необъединимое: рок-музыку и классику, питерских музыкантов с московскими. Маяковский и Северянин — соперники, казалось бы, несопоставимые друг с другом поэты, но мы их тоже постарались вместить в один альбом, поставить рядом, хотя принято считать, что они всегда были антагонистами. Когда говорят, что красота спасет мир, я в это не верю, красота не спасет мир, но людей объединить сможет. Я о себе не говорю — мои стихи там только связующие. Мы не старались сделать что-то новаторское, мы хотели изложить наши галлюцинации, наши думы. А за наше футуристическое название, в котором слова играют на губах, на зубах, на пальчиках, я думаю, сам Маяковский похлопал бы нам в ладоши.
— Когда я слушал альбом, у меня возникло ощущение, что Маяковский — это твое альтер-эго, я думаю, что ты не столько хотел бы написать песни на стихи Маяковского, а ты сам хотел бы быть этим облаком в штанах!
— Да, наверное, это так! Это очень близкий мне по натуре человек, мне кажется, что если бы я жил в те времена, я вступил бы в ЛЕФ, я был бы с Маяковским. Понимаешь, Володя, настоящее творчество, не суррогат, не кефир, а настоящий продукт, всегда должно быть откровенным! Когда Маяковский писал "Облако в штанах", он откровенно рассказывал о своей любви всему свету. Он сердце свое рвал!
И тот же Джон Леннон, который, помнишь, на альбоме "Две девы" снялся обнаженным, — и этот альбом в ряде стран, например в Индонезии, до сих пор запрещен, как какой-то порнографический альбом. Хотя он всему миру показал, что он не святой, что не надо молиться ему, что он любит обычную женщину, причем не самую красивую, да и сам он не красавец. Это выставление себя напоказ сродни Эдуарду Лимонову, который сделал это в своем великом, выдающемся романе "Это я, Эдичка"…
— Можно ли сказать, что стихи и песни у тебя рождаются между напряженными делами, что этот альбом для тебя — отдушина?
— Это не отдушина, но я сказал бы — пауза. Это была творческая работа. Мы работали очень напряженно, но это было напряжение иного плана, нежели адвокатское напряжение в моей профессиональной работе. Когда я менял одно напряжение на другое, я и отдыхал от дел адвокатских, и одновременно еще больше наполнялся силами, потому что там — другие люди, не связанные с судами, с уголовным миром, там у людей совершенно другой менталитет. Тем более это — Питер: там вообще особого менталитета люди, они склонны к меланхолии, лиричны сами по себе, хотя некоторые из них — бывшие панки. Но им было интересно работать над альбомом, потому что я заставлял их делать не панк-музыку. И в то же время никто не хотел подражать Гребенщикову или кому-то из признанных питерских звезд.
— Образ постсоветского адвоката, сложившийся у нас за последние годы, исключает всякую возможность музыки, тем более рок-музыки, поскольку рок не дает денег. Рок-музыка сейчас — это только романтика, проявление чуткости души, способности к ассоциативному мышлению. И не более того. Почему ты записал свой альбом в стиле рок? Почему твой творческий порыв воплотился не в поп-музыке, не в жанре модного детектива-триллера или элитарного перформанса?
— Именно потому, что рок — это романтика. Рок-музыка — это вера в светлое, вера в человека, и именно любовь к человеку диктует мне необходимость делать ту работу, которую я делаю ежедневно, как адвокат. Без этой романтики, сентиментальности и даже меланхоличности (а меланхоличность — это вторая сторона напора, потому что после энергетического подъема обязательно наступает спад, меланхолия, так всегда бывает у энергичных личностей) невозможно делать те дела, которые делаю я. Ведь ко всем этим делам я отношусь с энтузиазмом и большим напором — творчески подхожу к ним. А музыкальный альбом — это вообще другая жизнь. Но это — не двойная жизнь, это — другая сторона моей жизни.