Газета День Литературы # 68 (2002 4)

День Литературы Газета

Иван Буркин ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ

Иван Афанасьевич Буркин сегодня, пожалуй, крупнейший поэт русского зарубежья. Поэт необычный, яркий, умело сочетающий традиции русского стиха и авангардный поиск новых форм. Он из второй эмиграции, из поколения Ди-пи, перемещённых лиц, оказавшихся в Америке после Второй мировой войны. Был профессором в виднейших американских университетах, читал студентам курс русской литературы, переводил стихи лучших американских поэтов. И ещё со времени германских лагерей ди-пи писал стихи. Посмотрите, какая мощная энергетика стиха, не поверишь, что

Ивану Афанасьевичу уже исполнилось 80 лет. Он живёт на том берегу Тихого океана. Когда он всматривается в океанскую даль, то кажется, он видит крыши Владивостока и вулканы Камчатки. Всего-то — переплыть некое водное пространство, и ты уже у себя дома, на Родине… Его санфранцисскский дом всегда открыт для друзей из России. Довелось отведать буркинского гостеприимства и мне, благодаря ему побывал и в форте Росс, крепости, заложенной русскими на высоком берегу Тихого океана в давние времена открытия Америки, благодаря ему побывал в Монтеррее, в центре по изучению России, выступал перед студентами в Беркли, работал в знаменитом русском архиве в Станфорде. Иван Афанасьевич — истинный патриот России, любит приезжать к нам в Москву, верит в величие русского слова. Верит, что Россия вновь станет великой державой. И в этом мы с ним союзники.

Владимир БОНДАРЕНКО

ETUDES POETIQUES

1

Нет, страшно не время, а волчий его аппетит.

О чём теперь наши идут разговоры?

В бескрылых ракетах столетье к закату летит,

И вместо зари водородная всходит аврора.

И я, снявши шапку, встречаю громоздкий закат.

Мне смерть позвонит. Вот номер её телефона.

— Мужайся, солдат, — архитекторы тьмы говорят,

На плечи Геракла взвалив поясницу бетона.

Куда ни взгляни — геометрии пышный парад.

Вдали и вблизи соревнуются гордые стены

Стеклянных дворцов или каменных белых палат.

И к жертвам аварий несутся безумно сирены.

Куда ни пойдёшь — всюду выстрелы, скрежет колёс.

В газетах то манная каша, то клюква.

Зайдёшь в магазины — слагаются цифры из слёз.

В больницах же кровь разливается точно по буквам.

Как женщин, за талии держат живые цветы

И нежно кладут их, как в гроб, в лимузины.

И всякая всячина тычет концом суеты

В лицо всем прохожим из каждом открытой витрины.

А взрослые дети воюют с азартом в футбол.

А малые дети? Те пробуют взрослые пули.

Потом раздаётся, как правило, громкая боль,

И к боли, как пули, несутся с заданьем пилюли.

Вздремнёшь час-другой, а утро уже на ногах.

Уже у порога торчит и ждёт тебя новое дело.

И дело не в шляпе,

скорее всего в сапогах.

А впрочем, и дело скорее всего обалдело.

Весна напирает, затем прижимает зима.

И кружится разум, придумав на помощь игрушку.

И крутится, вертится в космосе тёмном Земля,

Попав, как и все в этом мире, случайно в ловушку.

2

Свеча качает головой

И нежно молится кому-то.

Ну здравствуй, вечер добрый, мой —

Сегодня тихий и уютный.

Звезда открыла правый глаз.

Ну здравствуй, дальняя Венера,

Наш мир заткнулся и погас.

Давай, свети, служи примером.

Фонарь вон высунул язык

И пасть свою, как зверь, разинул.

Явился барин иль мужик

И запрягается в машину.

Открыла левый глаз звезда,

На мир наш горько посмотрела.

Слеза упала из гнезда.

Вот так у нас сложилось дело.

3

Я заглянул в глаза собаки.

Блуждает в них собачий свет.

Мелькают мне собачьи знаки —

Не то вопрос, не то ответ.

Взглянуть ещё раз, но пошире?

Авось виднее будет мне.

Неужто там, в собачьем мире,

Ещё страшней, ещё темней?

4

В театре с аншлагом идёт "Клеопатра".

Вечерних реклам золотые лопаты

То небо копают, то жрут темноту

И ночь убирают, и чисто метут.

А в баре ресницы всю ночь шелестели,

За стойкой взасос целовались коктейли,

И шёл от бокалов пьянеющий звон.

В безмерной тоске замирал саксофон,

И с болью, с надрывом, в угаре экстаза,

Звала страстно в бездну мелодия джаза.

Какое спасенье? Здесь нужен восторг!

И в этом вся истина, в этом весь толк.

Дымились причёски, дымились сигары,

Танцуя, шатались под музыку пары,

Кружились, шептались в дыму и в чаду,

Утонченно кланялись: "How do you do?"

Как здесь не хватало цыган и русалок!

Слегка улыбнувшись, мне Муза сказала:

— Бери эту ночь. Если хочешь, бери,