Газета "Своими Именами" №10 от 04.03.2014
Шрифт:
"В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:
— С вами будет говорить товарищ Сталин...
В трубке я услышал глуховатый голос:
— Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?
Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:
— Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.
В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные
Новые сведения о планах немцев получил не только Сталин. В числе прочих получил их и сам генерал Тюленев - прямо, без всяких там, как он пишет, впечатлений и намеков. Потому что его заботы, как командующего округом, о повышении боеготовности войск начались также в ночь на 21 июня и не ограничивались одной ПВО.
За несколько дней до войны группа командиров из управления 7-го механизированного корпуса, входившего в состав МВО, проводила рекогносцировку его путей выдвижения в сторону границы. Однако в ночь на 21 июня ситуация здесь тоже изменилась:
"Вечером 20 июня мы получили приказание возвратиться в Москву, а утром 21 июня последовало новое распоряжение, которое насторожило нас. Командиру корпуса было приказано срочно вывести части из лагерей, а артиллерии прекратить учебные боевые стрельбы на полигоне в Алабино и возвратиться в пункты своей постоянной дислокации. Кроме того, командир корпуса получил приказание выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов. Приказания отдавались поспешно, во всем чувствовалась нервозность. Начинало пахнуть порохом". (Казаков В.И. На переломе. М., Воениздат, 1962, с.5.)
Запах пороха в виде приказа наркома обороны (о котором речь впереди) заставил Тюленева утром 21 июня спешно выводить артиллерию к войскам даже с подмосковных полигонов, за тридевять земель от границы.
Адмирал Н.Г. Кузнецов – со слов генерала Тюленева – рассказал, что команда повысить боеготовность ПВО поступила Тюленеву лично от Сталина в два часа дня. Адмирал тоже делает совершенно правильный вывод, что уже днем 21 июня Сталин знал о неизбежности войны с Германией:
«21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.
Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к И.В. Сталину были вызваны московские руководители А.С. Щербаков и В.П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. "Возможно нападение немцев",— предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью...» (Кузнецов Н.Г. Курсом к победе. — М.: Голос, 2000, с.15).
А ведь к Н.Г. Кузнецову историки должны были прислушаться. Именно с его слов они уже почти 50 лет хором повторяют, что он единственный, кто сам заранее привел флот в боеготовность. Да, это не шутка – Кузнецов первый из военачальников высшего ранга сообщил, что целый вид вооруженных сил привели в боеготовность за три дня до войны! К свидетельствам такого авторитета надо
Но его же слова, что Сталин почти за сутки до войны был уверен, что она начнется, они пропустили мимо ушей! А ведь это не меньшая сенсация, чем объявление флотам готовности №2 19 июня! Словоохотливый Кузнецов сообщил это, отклонившись от линии партии в данном вопросе, начатой Хрущевым и Жуковым. (Возможно, потому, что в свое время он был жестоко унижен и оскорблен этими деятелями.) Надо только в его сообщениях отделять реальные факты от нелепых домыслов и пояснений. Вроде тех, что объявил готовность флоту по своему желанию. Или, к примеру, каким негодяем он фактически выставляет здесь Сталина: в два часа дня вождь пришел к выводу о неизбежности войны, но приводить в боеготовность сразу стал только Москву. В подаче Кузнецова это выглядит как забота Сталина о самом себе – грубо говоря, чтобы в первый день войны ему на голову не упала бомба. Даже секретарей московских райкомов ВКП(б) предупредил о войне. А про войска у границы, стоящие под прицелом немцев, вспомнил только в последний момент (да и то, как утверждал будто бы неустанно пекущийся о боеготовности Г.К. Жуков, под его нажимом).
На самом деле, как мы видели, не только приграничные округа, но даже командование МВО к утру 21 июня было оповещено о точных дне и часе начала войны и начало приводить свои войска в боевую готовность.
Итак, вечером 20 июня после некоторого "отката" в боеготовности, начавшегося утром, действие временных ограничений отменили, а войскам вновь приказали быть в полной боеготовности. Одновременно войскам поступило предупреждение, что в 3-4 часа утра следующего дня Германия совершит нападение на Советский Союз.
Рассмотренные выше факты означают, что вторая половина дня 20 июня 1941 года стала тем моментом, когда после получения какой-то важнейшей информации в Кремле:
во-первых, в очередной раз получили подтверждение, что война начнется 22 июня;
во-вторых, дали войскам приказ занять боевые позиции и к ночи на 22 июня быть в боевой готовности встретить врага;
в-третьих, сообщили комсоставу западных округов, до командиров подразделений включительно, точное время начала войны – 3-4 часа 22 июня;
в-четвертых, о неизбежности нападения Германии в ближайшие дни приказали сообщить рядовому составу приграничных округов (что, однако, выполнили далеко не везде).
Однако эти важнейшие мероприятия были проведены отнюдь не по инициативе командования Красной Армии.
20 июня Советское правительство получило резкий отказ Гитлера принять наркома иностранных дел СССР Молотова в Берлине. А такая реакция Гитлера в сложившейся ситуации была равнозначна объявлению войны.
Это событие – безусловная причина, чтобы отменить некоторые ограничения в боеготовности, введенные утром 20 июня и снова объявить тревогу в войсках. (Или подтвердить действие приказов, отданных 18 июня, как это сделал, к примеру, командующий ПВО СЗФ).
Но задачи войскам указывают в приказах и директивах. Следовательно, в ночь с 20 на 21 июня войска получили директиву, которую по справедливости следовало бы назвать «Директива о боеготовности №1». Но поскольку этот номер занят, то мы условно будем ее называть «Директива 20.6.41».