Газета "Своими Именами" №15 от 10.04.2012
Шрифт:
Сволочи мы с Иргашевым. Гады ползучие. Так и никак иначе думают о нас коломенские «верхи», которым нож острый вот эта наша спайка. И, должно, каким же многоэтажным матом покрыли они нас, когда им, одуревшим спросонья, донесли – «подкатили к совхозному клубу». А мы уже – шасть внутрь, в тот самый момент, когда председательствующий объявлял повестку этого сверхраннего партсобрания, и – марш-броском на скамеечку в задних рядах.
– ...Персональное дело коммуниста Акинфиева за его склочные письма в инстанции...
Рядом с нами мужики, по виду механизаторы, насмешливо откомментировали:
–
Для нас с Иргашевым подали голос и обнаружили строптивость. И мне, признаться, захотелось погладить их по рукавам замасленных телогреек... А уж как отрадно было наблюдать, когда дядечка при костюме и галстуке, возвысившийся над столом президиума, в том числе над стеклянным графином с водой, призванным усугубить благочинную торжественность происходящего, вдруг замер на полуслове с вытаращенными глазами, словно наше с Иргашевым сюрпризное появление одного ряда, что и пришествие шестиметровых инопланетян.
Впрочем, спустя минуту, он, подергав галстук, сгреб свою волю в кулак и собрался с мыслями, нацеленными, ясное дело, на беспроигрышное выполнение державной воли своего начальства, и выкрикнул с апломбом несчастной, загнанной в угол пешки:
– Кто там такие? Не согласовано! Выйдите вон, пожалуйста!
Мужики-механизаторв загудели:
– Ишь, припекло! Не ожидали! Думали провернуть втихаря!
– Я к вам, к вам обращаюсь! – кричал стол президиума. – Без согласования нельзя! Звонка не было!
И – тишина. Зал замер в ожидании, кто кого...
Но на войне, как на войне. Мы с Иргашевым встали разом, развернули свои удостоверения и отрапортовали в полный голос:
– Иргашев – представитель Коломенской прокуратуры. Беляева – корреспондент «Правды».
– Не согласовано! Не имеете права! – дядечка при галстуке часто-часто застучал карандашом по невинному графину. – Покиньте помещение! Мы собрались не для того! Мы сами знаем, как тут нам!
По опыту знаю, что главное не затянуть ответный удар и ни в коем случае не просить подать хоть копеечку, а немедленно уязвить распоясавшегося крикуна-прихлебателя абсолютной уверенностью в своем праве поступать именно так, как поступаю. И тем самым заразить рядовых коммунистов верой в успех нашего общего дела. И я произношу громко, внятно:
– Здесь ведь не овцы собрались. Обратитесь к рядовым коммунистам. Пусть они сами скажут, нужен ли им сейчас представитель прокуратуры и газеты «Правда» или же нет. Скажут «нет» - уйдем, уедем. Их же воля главная!
Шорох завозившихся на скамейках тел, сморкание, вдохи-выдохи подневольных «хозяев жизни», как именуют в газетных передовицах доярок-свинарок-трактористов.
Пауза длится, затягивается. Неужто мы с Иргашевым проиграем и нас выставят за дверь?!
Но сначала один голос, потом другой, и уже завспыхивало по зальцу и там, и тут:
– Оставить! Не помешают! Только на пользу!
Враз осипшим голосом председательствующий кричит:
– Руками голосуем! Поднимите! – и зачем-то хватает графин, безжалостно сжимая его за горлышко, как ядовитую змеюку.
Лес рук, как говорится! А сзади, в спину быстрый, веселый шепот какой-то женщины:
– Ишь, как им охота доломать старика за правду! За то, что директора
Лес рук... хмельные от удовольствия взгляды. А только когда все кончилось и мы с Иргашевым затылок в затылок замаршировали к выходу – никто нас не остановил, никто к нам не подошел. Дело обычное: мы-то залетные, а им-то оставаться... Только старик Акинфиев вдогонку вздернутым от взвинченной радости голосом:
– Если бы не вы – выгнали б меня из партии! Все орудия зарядили, чтоб меня в клочья! В какую рань народ подняли! Безо всякого бумажного объявления! В авральном порядке! Думали, вы не узнаете и не успеете!
Поскрипывает, поекивает на бегу, словно бы тоже победно развеселившийся «запорожец». Хороводно разбегаются в стороны родственно стеснившиеся по краям дороги березки-осинки. Заря сияет самой чистой утренней розовостью. На небе, как говорится, ни облачка. Впереди мчит грязнозадый самосвал с горбом из силикатного кирпича.
– А все-таки мы... – решила я похвалить самих себя. Но не успела. Резко затормозивший самосвал стеной-скалой стремительно, убойно надвинулся на нас. Зажмурилась. Завалилась на бок. Открыла глаза. Вжав губы внутрь рта, Иргашев словно изо всех сил выламывал руль. Огромное, обмотанное цепью колесо самосвала пролетело наискось, затмив на мгновение розовый свет в боковом окне. А еще через какое-то время густое облако сизого дыма пыхнуло опять с того же боку, где сидел, намертво вцепившись в руль, бессловесный Иргашев. А еще через несколько мгновений я увидела уже вдали этот самый угорелый самосвал, стреляющий дымом из выхлопной трубы.
– Что это было? Пьянь?
– Кто его знает, - ответил безо всякого выражения, вдыхая жадным ртом враз много воздуху, словно до этого вовсе не дышал, а так – перебивался.
– А все же наша взяла! – вякаю отмстительно.
И – на тебе! Не успела разлететься многомиллионная «Правда» со второй моей статьей в защиту коломенских правдоискателей, в том числе оболганного во многих анонимках неподатливого Иргашева, - на мою голову падает с высоты увесистый булыжник. А именно:
– Лилия Ивановна, по вашу душу целая делегация из Коломны. Письмишко привезли. Вот, читайте.
Завотделом, пожилой мужик-фронтовик, протягивает мне бумажки, в его глазах, оттянутых книзу водянистыми мешками, вроде как юморок и любопытство.
Читаю и узнаю, что я есть насквозь прожженная мошенница, которая за взятки заступалась за старика Акинфиева и прочих. Более того, являюсь любовницей спекулянта и восточного человека Иргашева, который только делает вид, будто живет со своей законной женой, а на самом деле содержит гарем.
Я уставилась на мужика-фронтовика. Он полез в стол, вытащил таблетку, кинул ее в рот, запил из стакана, не спуская с меня вроде и насмешливого и вроде как и скорбного взгляда. Может, он боялся, что я шлепнусь в обморок? Да не от наветов, не от наветов, а оттого, что вслед за стращающими, подъяремными подписями доярок-завдетсадом-механизаторов черным по белому прямо убойные начертания фамилий Героев Социалистического Труда. Целых двух!