Газета "Своими Именами" №26 от 24.06.2014
Шрифт:
ПАВЛОВ. В основном, да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.
То есть определив, какой стороны в близящейся смертельной схватке держаться выгодней, многозвёздные генералы сделали к ней практические шаги. Начальник Генштаба(!) Красной Армии в пользу Гитлера исказил мобилизационный план, готовя поражение СССР, а командующий войсками важнейшего военного округа прикрыл это преступление!
Хотя показания Павлова достаточно красноречивы, к ним всё же есть вопросы. Несомненно, Павлов выгораживал
Однако здесь странно не это. После смерти Сталина заговоры и предательство в высших эшелонах власти категорически отрицались, а расстрелянные по обвинениям в таких преступлениях объявлялись невиновными и реабилитировались, при этом их уголовные дела тщательно скрывались. И вдруг горбачёвский перестроечный крючковский КГБ, сфальсифицировавший документы по Катынскому делу и протоколы советско-германского пакта о ненападении (см. Мухин Ю.И. «Антироссийская подлость». – М.: Крымский мост-9Д, 2003), публикует показания представителей высшего командования РККА с признаниями, что те ждали Гитлера!?
В 1989 году подполковник ВВС В.И. Алкснис, ставший потом известным политиком, был избран депутатом Верховного Совета СССР. Его деда – командарма второго ранга, заместителя наркома обороны СССР по авиации Якова Алксниса расстреляли в 1938 году по обвинению в заговоре и измене. Став депутатом, Виктор Имантович добился у председателя КГБ СССР Крючкова разрешения ознакомиться с материалами уголовного дела своего деда:
Меня сразу поразило, что в уголовном деле было крайне мало документов. Дед был арестован 23 ноября 1937 года, а расстрелян 29 июля 1938 года, т.е. он провел в Лефортово 8 месяцев. И при этом в деле было всего три или четыре протокола допросов, причем практически эти протоколы были ни о чем. Например, один многостраничный протокол был посвящен организации ремонта авиационной техники ВВС. Причём протокол очень подробный, как мне показалось, ответы на вопросы следователя были просто переписаны из руководящих документов тех лет по организации авиаремонта.
Меня удивило, что через три дня после ареста дед написал рукописную записку на имя наркома внутренних дел Ежова о готовности дать чистосердечные показания о своей контрреволюционной деятельности, но никаких следов этих чистосердечных показаний в уголовном деле не оказалось. Судя по материалам дела первый допрос состоялся только в январе 1938 года. В то же время, судя по материалам реабилитации 1956 года, подшитым в этом же деле, деда неоднократно вызывали на допросы и “выбивали” из него показания. Но где эти протоколы с “выбитыми” показаниями, почему их не оказалось в деле?
Ознакомившись со стенограммой процесса Тухачевского, я понял, что с этим процессом тоже не всё так просто. Моя убежденность в
Я вышел из здания КГБ на Лубянке в большом смятении.
Во-первых, я понял, что уголовное дело моего деда было подвергнуто “чистке” и из него были удалены какие-то очень важные документы. Очевидно, эти документы были изъяты в период “хрущевской оттепели” в процессе реабилитации деда.
Во-вторых, “заговор военных” в Красной Армии все-таки был.
Спустя 10 лет, уже после гибели СССР, В.И. Алкснис был избран депутатом Государственной Думы РФ и решил вновь посмотреть уголовное дело своего предка. Добившись разрешения теперь уже директора ФСБ Патрушева, он получил в читальном зале ФСБ знакомое дело.
Я начал его листать, сверяясь с записями 1990 года, и вдруг к своему изумлению обнаружил, что в нем отсутствуют некоторые важные документы. Например, пропало донесение разведки НКВД, датированное 1932 годом, о том, что военный атташе Латвии заявил в частной беседе с нашим агентом, что у латвийского генерального штаба есть свои люди среди военачальников Красной Армии. Среди прочих фамилий там называлась и фамилия моего деда. В 1990 году я с большим сомнением отнесся к этому донесению, поскольку вряд ли мой дед мог быть агентом латвийского генерального штаба, по воспоминаниям бабушки он был твердокаменным большевиком. Но сам факт исчезновения этого и некоторых других документов позволяет мне сделать вывод, что “чистка” архивов продолжается и по сей день. Возникает вопрос: “Зачем?”.
Значит в архивах имеются документы, которые не устраивают и нынешнюю власть. Архивы “чистили” при Сталине, при Хрущеве, при Горбачеве. “Чистили” при Ельцине.
Таким образом, с помощью Виктора Алксниса выяснилось, что даже надежно сокрытые в архивах и недоступные стороннему взгляду уголовные дела предателей и заговорщиков тщательно вычищаются, чтобы исключить даже мысли о справедливости их наказания. (Что объявится внук Якова Алксниса, ставший депутатом, и заметит пропажи в материалах его дела, предусмотреть никто не мог).
И просто редчайшее стечение обстоятельств, что перестроечное КГБ пропустило в печать документы, где крупнейшие военачальники признаются, что они ждали Гитлера и в его пользу срывали важнейшее оборонное мероприятие. Можно только догадываться, какие еще факты были выкинуты из материалов суда и следствия. Что касается «утечки» столь компрометирующих сведений по Мерецкову, то скорее всего сказались особенности психологии горбачёвско-яковлевских публикаторов, которые сами предали СССР. Подумаешь, Павлов скрыл нехороший поступок своего дружка – что тут такого?! Да любой из них сам бы так сделал (да и наверняка делал)! Скорее всего, показания Павлова также подчистили, оставив в них только то, что он, дескать, всего лишь поддакивал Мерецкову, когда тот говорил, да помалкивал, когда тот действовал. А поскольку публикация касалась судьбы именно Павлова, то на сказанное им о Мерецкове не обратили внимания – ведь про себя Павлов как будто ничего компрометирующего не сказал, а про Мерецкова из него, мол, всё выбили палачи НКВД.